ВЕЛИКОЕ ПОКОЛЕНИЕ, которым гордимся..

[Maniushka]

Иосиф Сталин

Великая и неординарная личность. Кто-то его ненавидит, кто-то - любит, но нет равнодушных.
При нем наши деды победили фашистов.
СТАЛИН (Джугашвили), Иосиф Виссарионович, родился 21 декабря 1879 года в городе Гори, Тифлисской губернии. В 1894 окончил Горийское духовное училище и поступил в Тбилисскую православную се-минарию. Под влиянием русских марксистов, проживавших в Закавказье, включился в революционное дви-жение; в нелегальном кружке изучал труды К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина, Г. В. Плеханова. С 1898 член КПСС. В 1899 исключен из семинарии за революционную деятельность, перешёл на нелегальное по-ложение, стал профессиональным революционером. После окончания Гражданской войны Сталин активно участвовал в борьбе партии за восстановление народного хозяйства, за осуществление новой экономической политики, за укрепление союза рабочего класса с крестьянством. В апреле 1922 на Пленуме ЦК Сталин был избран Генеральным секретарём ЦК и находился на этом посту свыше 30 лет. Как один из руководящих работников в области национально-государственного строительства Сталин принял участие в создании Союза ССР. Самой сложной и трудной задачей революционных преобразований было переустройство сельского хозяйства на социалистических началах. При проведении коллективизации сельского хозяйства были допущены ошибки и перегибы. Ответственность за эти ошибки несёт и Сталин. Однако благодаря решительным мерам, принятым партией при участии Сталина, ошибки были исправлены. В условиях надвигавшейся военной опасности и в годы Великой Отечественной войны 1941—45 Сталин принимал руководящее участие в многосторонней деятельности партии по укреплению обороны СССР и организации разгрома фашистской Германии и милитаристской Японии. Вместе с тем, накануне войны Сталин допустил определённый просчёт в оценке сроков возможного нападения гитлеровской Германии на СССР. В послевоенный период Сталин продолжал работать Генеральным секретарём ЦК партии и председателем Совета Министров СССР. В деятельности Сталина наряду с положительными сторонами имели место теоретические и политические ошибки, отрицательно сказывались некоторые черты его характера. Если в первые годы работы без Ленина он считался с критическими замечаниями в свой адрес, то позднее начал отступать от ленинских принципов коллективного руководства и норм партийной жизни, переоценивать собственные заслуги в успехах партии и народа. Постепенно сложился культ личности Сталина, который повлек за собой грубые нарушения социалистической законности, причинил серьёзный вред деятельности партии, делу коммунистического строительства. 20-й съезд КПСС (1956) осудил культ личности.
Сталин был членом Политбюро ЦК ВКП (б) в 1919—52, Президиума ЦК КПСС в 1952—53, членом Испол-кома Коминтерна в 1925—43, членом ВЦИК с 1917, ЦИК СССР с 1922, депутатом Верховного Совета СССР 1—3-го созывов. Ему были присвоены звания Героя Социалистического Труда (1939), Героя Советского Союза (1945), Маршала Советского Союза (1943), высшее воинское звание — Генералиссимус Советского Союза (1945). Он награжден 3 орденами Ленина, 2 орденами «Победа», 3 орденами Красного Знамени, орденом Суворова 1-й степени, а также медалями. Похоронен на Красной площади.

[Гуам]

Сергей Григорьевич Горшков - Главком ВМФ на протяжении почти 30 лет

[АлексЭЙ]

Никола Тесла

Гениальнейший ученый в истории человечества.

[Migelio]

Сергей Павлович Королев

[Alex_ZH]

Патриарх ГЕРМОГЕН
Минин и Пожарский

[Ковальчук Ан]

Самураи ядерного века

[Kettii]

Фаина Раневская - великая женщина с сложной судьбой , острыми высказываниями и Актриса от Бога.

[allaZ]

Олег Янковский

[VKlak]

Судоплатов Павел Анатольевич
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1...B2%D0%B8%D1%87

[avantgardist]

По осени всегда вспоминается только Есенин

[mea culpa]

***
Я помню…
Я стою на Старом кладбище. В нашем городе их два. Старое и Новое – неофициальные названия. Старое кладбище давно заполнено до отказа, потому и появилось Новое, где уже полно могилок.
Ноябрь. Раннее утро. Довольно холодно и ветрено. Ветер толкает меня в спину, срывает с тлеющей сигареты искры.
На кладбище тихо. Так и должно быть. Почти никого нет – только несколько пожилых уже дяденек и тетенек неспешно бредут к «своим» могилкам. Да чуть поодаль плачет у могилки бабушка, оплакивая своего давно уж умершего единственного сына. Сколько лет прошло, а она все плачет. Оплакивает и его и себя, оставшуюся в одиночестве на старости лет. А сын ее умер от передоза. Лет семнадцать назад. Я ее знаю. Городок у нас маленький.
Чуть в стороне, метрах в двухстах, в земле лежат мои – бабушка и дядя. Их могилы совсем рядышком – они умерли с разницей в сорок дней. Тяжкое было время. Я то маленький был, почти ничего не понимал, а вот мать едва перенесла те дни. Не успели мы устроить поминки на сороковой день, как умер дядя. И опять крышка гроба у дверей, и опять чужие люди мрачно молчат и снова занавешены зеркала…
Но там я уже побывал. Проведал. Поздоровался. Посидел немного, выкурил сигарету, проверил оградки и поправил цветы, вытер пустынную пыль с выцветших уже фотографий. Солнце пустыни жестоко. Фотографии приходится менять каждый год.
Сейчас я в другом месте, стою у высокого бетонного забора, в самом углу. Стою и гляжу на два безымянных земляных холмика.
Ни оградки, ни надгробия, ни единого пластикового цветочка – не осталось ничего. Только два уже оплывших и потерявших форму земляных холмика. А ведь была оградка – простенькая, но была. Из окрашенных железных прутьев. И надгробия были – тоже простенькие, из металла крашеного серебрянкой, но с фотографиями. Все исчезло. Все пропало. Могилки остались незакрытыми и повсюду видны следы ног – кто-то отпечатал свою ногу прямо на могильном холмике. Лень было ему обойти, решил срезать напрямую. Бог ему судья.
Я смотрю на левую могилу. В правой лежит женщина. Я ее почти не знал – она умерла, когда я был совсем мальчишка. Так, видел пару раз, мельком, но в памяти не сохранилось почти ничего.
А в левой могиле покоится Старик – так я и буду его называть, хотя великолепно помню его полное имя. И помню тяжесть его гроба на своих плечах, когда восемнадцать лет назад мы поочередно несли его в последний путь. Тяжелая эта ноша. Давит к земле.
Тогда мне было почти шестнадцать, сейчас почти тридцать четыре. Время летит.
Но моя память все еще хранит давно произошедшую историю. Помню не все, но многое.
В то время мы еще ни о чем не задумывались. Ни о жизни, ни о смерти, ни о прошлом, ни о будущем. Нас не особо волновало даже собственное будущее. А если что и интересовало – так только наши сверстницы.
Большую часть времени мы проводили во дворах. Обособленными компаниями. Курили, пили, матерились, поглядывали по сторонам в поисках приключений и всегда их находили. На свою голову…
И частенько мы видели Старика – он жил недалеко от моего дома, возле которого мы частенько собирались. И Старик часто проходил мимо нас. Сухонький, немного сгорбленный и с шаркающей походкой. В руке тощая матерчатая сумка.
Завидев Старика мы всегда здоровались. Знали о нем мало. Что в свое время он приехал сюда из России ажно в шестидесятых, когда нас и в проекте не было. Знали, что он воевал – на Великой Отечественной и был он тогда совсем мальчишкой, не было ему и двадцати. Ветеран.
Он всегда здоровался в ответ, кивал, иногда пытался пошутить. Мы вежливо улыбались, хотя с нетерпением думали: «Старый иди уже дальше вместе со своими несмешными шутками». Но вслух не грубили никогда. Да и он был не из навязчивых и не горел желанием укорить нас за курение. Пошутит и идет дальше.
При следующей нашей встрече все повторяется. Приветствие. Шутка. Вежливая улыбка. Старик медленно шаркает дальше. И так много раз. Говорю же – городок у нас маленький.
А однажды Старик пошутил, мы кивнули, он сделал было шаг… и упал. Неловко так, как падают старые люди, боящиеся подставить под себя руки, ибо кости давно уж столь непрочные, что могут сломаться от легкого нажима.
Мы кинулись к нему. Осторожно поставили на ноги. А он утирая кровь и грязь с прошедшейся по асфальту щеки, облегченно выдохнул:
- Цела сметаночка. Не разбил…
У него лицо в кровь, а он о сметане думает. Видел я эту сметану. В то время их еще разливали в собственную тару покупателей – в стеклянные банки любого размера. У Старика банка была из-под советского майонеза – совсем маленькая.
Мы ему: «Дедуль, ты чего? Может выпил чуток? Так и нам тогда налей, ха-ха-ха…».
А он вместе с нами смеется. Хотя видно – плохо ему. Нехорошо. Но смеется.
Посмотрели мы на это дело, переглянулись и решили его проводить. Не из добросердечия. Мы и слова-то такого раньше не знали. Просто потому что живет он совсем недалеко и потому что в том же доме живет Ленка, у которой грудь так вымахала, что и не поверишь, что ей только-только пятнадцать стукнуло. Вот и решили – проводим Старика до квартиры, а потом постучимся к Ленке, выманим ее на галерею и пока будем трепаться ни о чем, вволю налюбуемся прекрасным видом.
Шутки шутками, а по Ленке взрослые мужики с ума сходили. Как увидят ее грудь дикого размера, так и начинают цветы ведрами слать. Про сверстников и говорить нечего – вечно на подъезде очередной влюбленный сидит, на чудо надеется, или на стене дома очередной шедевр рисует типа «Лена! Зайчик! Я тебя люблю!». Весь дом исчеркали… а девчонка и смущается и радуется – столько внимания. Не понимает, дура, что не в лицо ей смотрят чаще всего, а чуть ниже. Я еще не успел перейти на третий курс техникума, а она уже замуж выскочила. А через два месяца развелась. Не успел я техникум окончить, а она уже опять замуж выскочила… и снова развелась… Когда уезжал из Узбекистана она счастливо жила в третьем браке с каким-то совсем уж неказистым мужичком старше нее раза в три. А как вернулся, узнал, что и с ним она развелась, а затем уехала в Россию. В Липецк. Надеюсь там все сложилось удачней… хотя кто его знает – уезжала то она уже с тремя детьми…
Но речь не о Лене.
Речь о Старике.
Проводили мы его до дома. Довели до самой квартиры на втором этаже. На обычной двери с выцветшей краской отчетливо был виден пятиконечный отпечаток. Дед ветеран. А в нашем городе – в советское время - было принято приклеивать к дверям ветеранов красные звезды. И пионеры регулярно захаживали. Помогали. Немного было у нас ветеранов, но были. Теперь уж умерли почти все…
- Дед, а звезда-то где? – поинтересовался Пашка – здоровенный крепыш, прячущий свой ум и довольно стеснительную натуру за мускулами и злым выражением лица.
- Кто-то снял – вздохнул дед, дребезжа ключами – Ребят, а вы заходите! Чайку вам налью…. а?
- Да не дед – загудели мы, отнюдь не прельщенные возможностью посидеть со старым дедом и попить его чайку. Нас Ленка ждет… ну, не ждет, но мы и сами постучаться можем. Выйдет, куда она денется… она ко всем выходит…
- Я и водочки вам плесну – добавил дед и мы задумались.
Водку в то время мы уже пили не хуже взрослых. Но денег на нее не было. А тут такое предложение.
- Ну, посидим немного, дед – за всех ответил Сашка – А сигарет у тебя нет, дедуль?
- Прима найдется – ответил Старый, и мы недовольно скривились – сигареты без фильтра слишком уж крепкие.
Но на халяву как известно даже уксус сладкий.
Поэтому мы зашли. Четыре молодых рыла в гости к старику ветерану.
В квартире как шаром покати – нет, мебель, конечно, есть, но как-то мало ее. Впрочем, нас тогда это мало волновало.
Главное, что есть на кухне стол, а на столе бутылка водки. Оказалось, что ее подарил старику бывший ученик – когда еще Старик на заводе трудился. Ученик то уже мастер, а старого наставника не забыл, заглядывает иногда.
Может показаться удивительным, что Старик предложил выпить водки несовершеннолетним. Но не в нашем городе. У нас начинали пить лет в тринадцать – не все поголовно, конечно, но многие. Заняться то больше нечем. Город промышленный, маленький.
Зайдя в гости Старику мы уселись вокруг старого стола. Ну да, хозяин старый и мебель его только на растопку и сгодится. Мы планировали посидеть чуток, выпить водки и быстренько смотаться. Не весь же вечер со Стариком коротать и нытье его слушать?
Вот только Старик не ныл. Он рассказывал и рассказчиком оказался великолепным. Рассказывал о войне, о том, как начинали строить завод и только потом уже начали возводить город. Рассказывал так увлекательно, что мы забыли о водке и времени. Нет, выпивать, конечно, не забывали, но так, машинально можно сказать.
Упоминал он и о себе. О том как жил, как познакомился с будущей женой, как приехал сюда, в раскаленную пустыню, а она приехала следом за ним, не побоявшись покинуть уютную Россию. Говорил о том как они здесь обустраивались, как родился у них сын, как жили они и работали. Вместе пожили они мало – Старику уже лет сорок было, когда они женились, да и ей далеко не двадцать. Говорил и о том как она умерла – от опухоли в мозге, лет шесть назад. Тяжело умирала.
«Ничо. Ничо! Скоро уж свидимся» - часто приговаривал старик, когда вспоминал об умершей своей жене.
На стене в кухне висела простенькая фотография – а на ней сухонькая старушка. Лет шестидесяти. Может чуть старше или младше. Мы не спрашивали.
В общем, хорошо мы посидели. Долго.
А когда уже собрались уходить, Старик взглянул на фотографию жены и произнес ту фразу с которой началась эта история:
- Эх… увидеть бы ее еще разок… да не судьба видать.
- Так вот же фото – удивился я – Смотри.
- Да не то это фото – сокрушенно махнул рукой немножко выпивший Старик – Не то…
Мы заинтересовались – только по пьяному делу, конечно. Будь мы трезвыми, нас бы мало волновали проблемы с фотографиями старушек.
Как бы то ни было, Старика мы расспросили и узнали следующее – фотографий жены у него много, но все они сделаны уже в пожилом возрасте, когда и ей и ему было под шестьдесят. А вот фотографии где она молода у него не осталось – равно как и своих.
За пару лет до смерти жены, случился у них в квартире пожар. Выгорел только зал, а там уж пожарные подоспели и быстро затушили пожар. Совсем уж страшного ничего не потеряли – только мебель, да другие некоторые вещи.
Деньги и документы Старик вынести успел, равно, как и вывести из квартиры жену. Сын тогда уже взрослый был – по нашим меркам. Но он не выводил из горящей квартиры своих стариков – он выскочил первый.
Самое плохое – в огне сгорели фотографии. Весь семейный архив, что хранился в мебельной стенке. Вот он пропал навсегда. Осталась только одна фотография – приклеенная к внутренней стороне обложки старой книги. Фотография и надпись. А на фотографии – жена. Совсем молодая. Такой она была, когда они познакомились.
Эту самую книгу Старик и вынес из огня. В ней он и хранил все документы и деньги. Уж не знаю, как выглядела набитая бумажками книга – как нечто раздутое, наверное.
Так вот…
Последствия пожара устранили.
Стали жить дальше. Сын уехал в Россию – в девяностом или девяносто первом.
Заболела жена, а затем и померла. Сын на похороны не приехал. Но это простительно – как сказал Старик, добавляя – Путь неблизкий сюда.
Не знаю. Не мне судить. Но не приехать на похороны собственной матери… нет, все же не мне судить.
Похоронив жену, Старик и себе местечко рядышком присмотрел, оставил за оградкой место.
Месяцев через шесть после похорон приехал сын. Пробыл дома неделю. На кладбище к матери не пошел. Зато выпросил у Старика все припасенные сбережения и буквально заставил позанимать еще деньжат у соседей, да занимать велел как можно больше. После чего сынуля уехал обратно в Россию, обещая выслать деньги, а может и приехать, как только там все наладится… что наладится? Если уж ты из России едешь за деньгами в крохотный городок Узбекистана и заставляешь старика отца-пенсионера занимать по соседям, и даже не посещаешь похороненную мать… да нет, ничего у тебя не наладится. Опять же – не мне судить.
Старик вновь остался совсем один.
Но самое страшное – пропала книга. Та самая. С фотографией и надписью.
Старик ее хватился на второй день после отъезда сына. Залез в шкаф – а ее нет. Только и лежит на полке кучка бумажек, да свидетельство о смерти жены. Видать кто-то вытряс из книги все бумажки и саму книгу забрал.
Кто мог такое сделать?
Только сын, больше в квартире никого не было.
Старик к телефону.
Вызванивал сына неделю и наконец, дозвонился.
Спрашивает: «Сынок, а где книжка?».
И выясняется, что пока Старик бегал и занимал деньги для своего сына, к тому пришли какие-то старые друзья, выпили немного, да и пришли они уже навеселе. И один из них старой книжкой заинтересовался – вроде как читать любил. А сын не долго думая вытряхнул из книги все бумажки и кинул книгу другану – на, почитай.
Книга называлась «Как закалялась сталь». Копий этой книги – пусть более нового издания – в нашей библиотеке было просто завались. И сейчас полно.
Как бы то ни было книга ушла. Вместе с фотографией на внутренней стороне обложки.
На вопрос старика: «Кому?! Кому отдал, сынок?». Был получен ответ – «Да не помню уже. Кажется Мордану. Да ты не парься отец – на черта тебе нужна эта старая книга? Такие уж и не читает никто».
Старик искал. Старик спрашивал знакомых о Мордане.
Но ничего не нашел. Ни книги, ни тех друзей.
Такая вот беда. Пропала единственная фотография, где жена молодая. Да и фотография памятная – получил он ее от нее когда уезжал в Узбекистан. Чтобы не забывал. Он и не забыл. Вернулся за ней. Привез сюда. Прожил с ней всю ее жизнь.
Выслушали мы старика и задумались – Мордан это не имя. Это прозвище. И прозвище знакомое. Кто-то из старшаков. Говорю же – город у нас маленький. Что-то мы о нем слышали.
Попрощались мы со стариком и вышли. Время позднее, мы «хорошие», датые.
И пришла нам в пьяные головы мысль – а давай попробуем найти эту книгу? Порадуем старика.
В подробностях рассказывать не буду.
Но нашли мы этого Мордана – он жил на другой стороне города. Нашли на следующий же день. Неплохой по сути парень. И правда – мордатый шибко. Отсюда и прозвище, наверное.
Да, книгу он взял – по пьяни. И не открывал ни разу. Нахрен она ему не нужна, да и читать он не любитель. А возвращать – так ведь уехал друган. Кому возвращать?
То что книга принадлежит Старику он даже и не подумал. Да и важно ли это? Обычная старая книга. С невзрачной обложкой. Мусор.
Где книга сейчас? А черт его знает. Да и зачем искать?
Но мы его убедили. Он поискал дома. Не нашел. Расспросил родителей. Оказалось, что несколько лет назад, все ненужные книги были отвезены на дачу, где и оставлены. Квартира небольшая, места мало. Так что книга либо на даче, либо давно уже выброшена в мусорку.
Мы уговорили парня сходить с нами на дачу. Напрямик. Через пустыню. Так короче – километра два, не больше.
И мы таки нашли эту книгу. Не в шкафу – в одной из стопок на открытой веранде, под старым жестяным тазиком.
Несколько лет книги там так и стояли. Летом ссыхались от жары. Осенью и зимой намокали от влаги и разбухали.
Книгу мы вытащили, убедились, что это она, та самая. Фотография оказалась на месте и почти не пострадала от влаги, чего не скажешь о страницах – по краям страницы сильно пострадали.
Попрощавшись с ничего не понимающим Морданом, мы стремглав понеслись обратно в город – опять по пустыне.
И вскоре уже стучались в дверь Старика.
Его не оказалось дома и мы час ждали его на подъезде, предвкушая как он обрадуется и как будет нас благодарить. А потом и водочки нам нальет. Как без этого? Мы заслужили. Ведь нашли!
Старик пришел. Как всегда своей шаркающей походкой и с сумкой в руке. Поздоровался и с некоторым удивлением взглянул на наши хитрые лица.
А затем я протянул ему книгу. Просто взял и протянул. Без слов.
Мы думали, что Старик выругается от радости, похлопает нас по плечам… а он заплакал.
Беззвучно и… как-то страшно. Стоял на осеннем ноябрьском ветру у подъезда, держал в дрожащих руках потрепанную книгу с откинутой обложкой и плакал. Это очень страшно видеть, как плачет старый человек.
Да… не этого мы ожидали.
Скомкано попрощавшись, мы ушли. Пока не свернули за угол дома, пару раз оглядывались – старик так и стоял.
Наше дело молодое. Едва свернув за угол дома мы наткнулись на возвращающуюся откуда-то Ленку – ту самую, с огромной грудью. Зацепились языками. Остановились. Начали перебрасываться шутками. Уточнять, кто и куда пойдет сегодня вечером и есть ли у кого деньги, чтобы завалиться на диско. И что надо найти хоть немного и потратить их не на пиво, а на бутылочку китайской водки – самой дешевой в нашем городе. И что выпить надо заранее, до того как зайдем на дискотеку…
Недолго стояли – минут тридцать, не больше. А затем услышали пронзительный бабий крик и кинулись в ту сторону.
Крик доносился со второго этажа, от открытой двери со следом сорванной кем-то красной звезды. У этой двери выла бабка, хлопая себя ладонями по бедрам.
- Ах ты ж Боже ж ты мой! Господи… миленький… миленький, да что ж ты… что ж ты, миленький…
Дверь была открыта и мы влетели внутрь, в два шага оказавшись на кухне, где еще вчера пили водку со Стариком.
Он и сейчас был там. Сидел на стуле, откинувшись на спинку, устало опустив руки на колени и уронив голову на грудь. А прямо перед ним, на краю стола, лежала книга с откинутой обложкой.
Нам понадобилась минута, чтобы понять…
Старик умер…
Я никогда не забуду его все еще мокрое от слез лицо, растрепавшиеся жидкие седые волосы и слепо открытые глаза. И непрекращающийся вой старой его соседки, решившей зайти и узнать, почему у Старика дверь нараспашку…
Мы вернули Старику книгу, а он умер…
Мы хотели его обрадовать, а он заплакал…
Мы не хотели такого… но так получилось…

Вскоре состоялись похороны.
Его сын не приехал. Но мы поговорили с ним по телефону.
Сами ему позвонили.
Мы ему про умершего отца, а он нам про квартиру и вещи. Вы мол приглядывайте за квартирой, чтобы не вынесли чего. А я как подъеду – дней через двадцать – то с меня ящик пива и водка. Главное пацаны за квартирой приглядывайте. А я как приеду так уж не обижу вас.
Я никогда не забуду, как Паша произнес в трубку ясно и отчетливо:
- Засунь свое пиво себе в задницу! Желаю тебе, чтоб ты с-сука умер от рака мозга. И чтобы мучился очень долго!
После чего бросил трубку на рычаги.
Такое говорить нельзя. Такое желать нельзя.
Ну и ладно. Так уж случилось.
Мы помогли похоронить Старика.
Мы поочередно несли его гроб. От автобуса остановившегося у входа на кладбище до самой могилы.
Донесли. Не уронили.
Бросили по горсти земли.
Народу было мало. Был и ученик Старика – взрослый мужик, чью водку мы тогда выпили. И этот ученик открыто плакал, не скрывая своих слез. Он же и оплатил железное надгробие… Он же дал денежку батюшке…

Прошло столько лет.
Я стою у безымянных могил.
В одной лежит женщина – я не знал ее, но знаю, что она была любима.
В другой лежит Старик.
И в его гробу, где-то сбоку, лежит старая потрепанная книга с фотографией на внутренней стороне обложки.
На фотографии несколько смущенно улыбающаяся красивая женщина.
Под фотографией надпись – я помню лишь ее начало…
«От Любушки. Моему самому светлому и самому-самому любимому человеку…»
Не переживайте, старики. Пусть нас немного, но мы все же помним о вас.
Покойтесь с миром, Старик и Любушка.

(C)