Верность и преданность

[Анчутка]

Для привязанности нет срока:
всегда можно любить, пока сердце живо.

Н. Карамзин

[Анчутка]

Все-таки, наверное, любить умеют все существа на Земле.
На этих фото очень грустная история о любви, заботе и потере

[Анчутка]

[Анчутка]

Еще одна история, дополнение к посту "Тайна по имени Сюгар"

В Красноярском крае домашний кот по кличке Боян преодолел более 70 км, разыскивая своих хозяев, переехавших на новое место жительства.Кот-путешественник отсутствовал более трех месяцев. За это время он не только смог самостоятельно пройти расстояние между двумя городами, но и нашел хозяев.
Об этом необычном случае рассказал хозяин кота Сергей Минских. По его словам, до своего переезда он с семьей жил в Дивногорске под Красноярском. Обстоятельства сложились так, что семье пришлось переехать в Сосновоборск. «Собрались, упаковали вещи, загрузили в машину, и никто не заметил, как потерялся кот. Искали его долго, но найти так и не смогли. Дети были очень расстроены, кот был любимцем, пять лет прожил в доме», — рассказал Сергей Минских.



Каково же было удивление семьи Минских, когда спустя три месяца потерявшийся питомец объявился в квартире хозяев — на четвертом этаже жилого дома. «Худой, изможденный, но такой родной», — восклицают хозяева.
«Как он столько километров прошел, да еще именно эту квартиру нашел, до сих пор все удивляются. Вся семья теперь рада, соседи часто приходят посмотреть на путешественника. Вот только я стал замечать, что Боян за порог теперь ни ногой — боится», — сказал хозяин кота-путешественника.

[Лада]

СТИХИ О РЫЖЕЙ ДВОРНЯГЕ

Хозяин погладил рукою
Лохматую рыжую спину:
- Прощай, брат! Хоть жаль мне, не скрою,
Но все же тебя я покину.

Швырнул под скамейку ошейник
И скрылся под гулким навесом,
Где пестрый людской муравейник
Вливался в вагоны экспресса.

Собака не взвыла ни разу.
И лишь за знакомой спиною
Следили два карие глаза
С почти человечьей тоскою.

Старик у вокзального входа
Сказал:- Что? Оставлен, бедняга?
Эх, будь ты хорошей породы...
А то ведь простая дворняга!

Огонь над трубой заметался,
Взревел паровоз что есть мочи,
На месте, как бык, потоптался
И ринулся в непогодь ночи.

В вагонах, забыв передряги,
Курили, смеялись, дремали...
Тут, видно, о рыжей дворняге
Не думали, не вспоминали.

Не ведал хозяин, что где-то
По шпалам, из сил выбиваясь,
За красным мелькающим светом
Собака бежит задыхаясь!

Споткнувшись, кидается снова,
В кровь лапы о камни разбиты,
Что выпрыгнуть сердце готово
Наружу из пасти раскрытой!

Не ведал хозяин, что силы
Вдруг разом оставили тело,
И, стукнувшись лбом о перила,
Собака под мост полетела...

Труп волны снесли под коряги...
Старик! Ты не знаешь природы:
Ведь может быть тело дворняги,
А сердце - чистейшей породы.

[КиССа]

[КиССа]

Отважная кошка Скарлетт

История Скарлетт, пятнистой кошки, попала в газеты. В 1996 году эта бездомная кошка спасла из пожара своих пятерых котят. А не так давно она умерла.
**
Путь Скарлетт к любви и славе начался в заброшенном бруклинском гараже в Нью-Йорке, где она заботилась о своих пятерых котятах, которым было не больше 4-х недель от роду.

29 марта 1996 года в гараже начался пожар. Прибывшие пожарные видели, как кошка, несмотря на ожоги глаз, сильно обгоревшие уши и мордочку, вынесла из горящего помещения всех своих котят – причем, поскольку кошка могла выносить их только по одному, ей пришлось возвращаться в пылающий, пропитанный густым дымом гараж, пять раз! Отвага, материнская любовь и преданность кошки просто невероятны.

Дэвид Джианелли (David Gianelli), один из пожарных, осторожно собрал котят в коробку, при этом, хотя опухшие глаза кошки-матери были закрыты, она словно пересчитала своих малышей, толкая носом каждого, чтобы убедиться, что все они здесь. Только после этого кошка потеряла сознание.

Дэвид отвез кошку и котят в Лигу защиты животных Северного берега (North Shore Animal League), где расположен и ветеринарный госпиталь. Десять лет назад этот пожарный уже возил туда спасенную из огня собаку, которую специалисты госпиталя вылечили - поэтому он знал, куда обратиться и на этот раз.

Кошку отправили в интенсивную терапию, поместив в кислородную камеру. У животного сильно обгорели шерсть и лапки, опухли глаза, были сильно повреждены уши.
О том, как выглядела Скарлетт после пожара, дают представление эти фотографии.
Один из спасенных матерью котят заболел и из-за ослабленного состояния организма его вылечить не удалось.
Остальные четверо и кошка-мать после трехмесячной реабилитации в клинике были готовы искать себе дом.

Героическая кошка со своими малышами попала в Лигу защиты животных – и её история вскоре разнеслась по всему миру.

О состоянии здоровья бесстрашной матери-кошки звонили узнать люди из Японии, Нидерландов и Южной Африки.

Выживших котят по двое усыновили любящие семьи. Все они живут по соседству с Лигой защиты животных.

Из взятых в разные семьи котят Скарлетт один умер от рака в сентябре 2008 года. Остальные трое живы и здоровы.

В доме бруклинской семьи, которая взяла кошку, Скарлетт была любимицей. Её приютила Карен Веллен. Недавно у нее умерла старая кошка-компаньон, и Карен хотела заботиться о животном с особыми потребностями.

Кроме того, что ей требовалось трижды в день наносить специальный крем для глаз, Скарлетт вскоре восстановилась. «Я ожидала увидеть тощую кошку без шерсти, но она оказалась просто красавицей», - сказала Карен.

Кошка счастливо прожила в доме Карен более 10 лет.
В конце жизни – считают, что ей было больше 13 лет, - Скарлетт страдала от разных болезней. В 2007 году её лечили от лимфомы.

В 2008 году состояние здоровья Скарлетт ухудшилось, она страдала почечной недостаточностью, шумом в сердце, лимфомой, другими недугами.

Наконец, проконсультировавшись с ветеринарами, которые подтвердили, что надежды на улучшение здоровья Скарлетт нет, Карен, опекунша кошки, вынуждена была принять очень тяжелое решение – кошку пришлось усыпить. Каждый владелец кошки или собаки, сталкивавшийся с подобной ситуацией, поймет, какое это горькое решение.

Скарлетт тихо умерла на руках Карен 11 октября 2008 года.

Лига защиты животных Северного берега (The North Shore Animal Shelter) заботилась о здоровье Скарлетт на протяжении её жизни, оплачивая лечение.

Лига учредила награду имени Скарлетт за героизм (Scarlett Award for Animal Heroism), предназначенную для животных, участвовавших в спасении других животных и людей. Награду получили собаки-участники ликвидации последствий событий 11 сентября и урагана Катрина.

Кроме того, сама Скарлетт получила множество наград за храбрость, в частности, от британского Королевского общества против жестокости к животным (British RSPCA, Royal Society for the Prevention of Cruelty to Animals).

[Джерри]

Собаки врать не умеют.
Всё говорят как есть.
И если хвостом метелят
Это любовь, не лесть.
Нет у них задней мысли
В дружбе искать расчёт.
Пёс не предаст ни в жизни
друга - скорей умрёт!
Воет, когда уходим
Мы по своим делам.
Много ль друзей найдётся,
Готовых завыть по нам?
Если хозяин грустный,
Пёс ему тащит кость
"На, похрусти, это вкусно!
От грусти должно помочь.
Не хочешь?
Вот тапочки, мячик...
Чем бы тебя ублажить?"
Сердце своё собачье
Готов он к ногам положить!
"Спасибо, дружок" - ответом
Звенящий от счастья лай.
Может как раз за это
Все псы попадают в рай?..
***
Скучного боксера не бывает -
Он всегда один сплошной мажор!
А боксер, который не играет -
Это нарисованный боксер.

Он существовать не может мирно:
В попе - шило, под хвостом - мотор!
А боксер, всегда сидящий смирно -
Это пластилиновый боксер.

Обладая реактивным задом,
Он сметать обязан все вокруг!
Ведь боксер, идущий чинно рядом -
Это не боксер, а странный глюк.
* * *
Когда потреплют нас в житейской драке
И кажется напастям нет конца,
Зализывают раны нам собаки
И слезы слизывают с нашего лица.

Так пусть же человек, венец творенья,
Каких бы в жизни не достиг вершин,
Склонил чело с любовью и почтеньем
К четвероногим врачевателям души.
* * *
Прыгуч, упруг и мускулист,
Как ловкий цирковой артист.
Он юморист, он фантазер,
А называется - боксер.

[Джерри]

А вот этот стих, я так понимаю написан участником этих событий:

Я эту собаку запомнил как человека.
Случилось такое в концлагере, в 44-м, зимой.
Игрался спектакль"Охота ХХ века"
Перед шеренгой застывшей, от страха немой.

У коменданта была привязанность к догам,
И был экземпляр - казался слоном среди всех.
Даже эсэсовцы боялись верзилу-бога.
И вот этот зверь шагнул величаво на снег.

И вывели жертву, стоял мальчишка, продрогнув,
Куда тут бежать? Он давно ослабел.
Комендант нагнулся, подал команду догу,
И тот в два прыжка расстояние преодолел.

Обнюхал смертника, прошелся спокойно рядом.
Был он великолепен в размашистом быстром шагу.
Вернулся пес к человеку и честным собачьим взглядом
Сказал ему :"Ребенок ведь, не могу..."

Лангфюрер пожал плечами, ему-то разницы нету,
Достал кобуру у пряжки с надписью "С нами бог".
Но едва лишь сверкнула вороненая сталь пистолета
В эсэсовское горло впился красавец дог.

Дога четвертовали, пустив под лопасти Линча...
...Едва ли найду в том концлагегере свой барак,
Но эту собаку я запомнил как человека,
Единственного человека среди фашистских собак

[КиССа]

Памятник собакам в городе Осака

В 1958 году японские исследователи вынуждены были срочно покинуть одну из полярных зимовок. А собак вывезти не могли. Оставили их там, на верную гибель. В том, что собаки погибнут, никто не сомневался. В память о них в городе Осака установили памятник. А через год полярники снова вернулись на свою зимовку, и каковы же были их удивление и радость, когда людей восторженно приветствовали те самые собаки! Они прожили год, покинутые, питаясь одними грызунами, и никто не знает, что они чувствовали и пережили, когда их бросили те, кого они любили, но когда люди вернулись, души собак ликовали.

[Анчутка]

Вот такой вот рассказ, а может отрывок какой книги - автора, увы. не нашел:

Эмили и джентельмен с большой дороги

Я вылез из машины, чтобы открыть ворота фер­мы, и с изумлением уставился на странное со­оружение, примыкавшее к каменной стенке у дороги. Куски брезента, натянутые, по-видимому, на металлические дуги, образовывали, подобие юрты. Но зачем тут юрта?
Пока я смотрел, мешки, занавешивавшие вход, раз­делились, и наружу выбрался высокий седобородый мужчина. Он выпрямился, огляделся, почистил вет­хий сюртук и водрузил на голову головной убор, на­поминавший высокие котелки, столь модные в викто­рианскую эпоху. Словно не замечая моего присутст­вия, он несколько секунд глубоко дышал, созерцая ве­ресковый склон, уходивший далеко вниз к ручью. За­тем обернулся и торжественно приподнял котелок.
- Желаю вам доброго утра, - произнес он голосом, который сделал бы честь и архиепископу.
-Доброго утра, - ответил я, скрывая изумление. -День обещает быть чудесным.
- О да! - Его благородные черты озарились улыб­кой, а затем он нагнулся и раздвинул мешки. - Иди, иди, Эмили!
К вящему моему удивлению, из юрты грациозными шажками вышла кошечка, и, когда она с наслаждени­ем потянулась, старик пристегнул поводок к ошейни­ку у нее на шее, а потом обернулся ко мне и снова приподнял шляпу:
- Желаю вам всего доброго!
После чего неторопливо зашагал рядом с кошеч­кой по дороге к деревне, чья колокольня вставала за деревьями милях в двух от места нашей встречи.
Я открывал ворота довольно долго, провожая недо­уменным взглядом удаляющиеся фигуры. Возникло ощущение, что я брежу. Здешние места были мне ма­ло знакомы, так как наш верный клиент Эдди Карлесс переехал на ферму почти в двадцати милях от Дарро-уби, но сделал нам большой комплимент, попросив, чтобы мы остались его ветеринарами. И мы, конеч­но, согласились, хотя такие далекие поездки нас не слишком прельщали - особенно глубокой ночью. От ворот ферму отделяли два луга. Въезжая во двор, я увидел Эдди - он спускался по ступенькам ам­бара.
- Эдди! - сразу же начал я. - У меня была очень странная встреча...
Он засмеялся.
- Понимаю! Вы видели Юджина.
- Юджина?
- Ну да. Это Юджин Айрсон. Он живет там.
- Что-о?
- Ага. Это его дом. Он сам его построил два года назад и поселился в нем. Вы же знаете, это ферма мо­его отца, и он мне про него много рассказывал. Явил­ся неведомо откуда, соорудил себе этот шалаш и с тех пор так и живет в нем со своей кошкой.
- Да как же ему разрешили построить себе жилье на обочине?
- Не знаю, но только никто вроде бы не гнал его оттуда. И знаете, что еще? Юджин образованный че­ловек. Говорят, он много попутешествовал на своем веку, жил во всяких диких странах, навидался всяких приключений, а потом все-таки вернулся в Северный Йоркшир.
- Но почему он живет в этом нелепом сооружении?
- Никто не знает. Но вроде бы он в своем шалаше счастлив и всем доволен. Мой отец очень его приве­чал, и старичок иногда захаживал на ферму пообе­дать и помыться. Да и теперь заходит. Но он человек гордый. Ни у кого не одалживается. И в положенные дни спускается в деревню за припасами и пенсией.
- И всегда с кошкой?
- Ага! - Эдди засмеялся. - Обязательно с кошкой. Мы отправились в коровник начать туберкулинизацию, но все время, пока я выстригал шерсть, измерял и делал инъекции, из памяти не шла эта странная па­рочка.
===
Дальше

Три дня спустя я снова остановился у ворот фермы, куда направлялся узнать результаты туберкулинизации. Мистер Айрсон сидел в плетеном кресле на сол­нышке и читал, а кошечка свернулась клубком у него на коленях. Когда я вылез из машины, он вновь вежливо при­поднял котелок.
- Добрый день. Чудесная погода!
- Да, превосходная! - Услышав мой голос, Эмили соскочила на траву и подошла поздороваться со мной, я почесал ее под подбородком, и она, изогнув­шись и мурлыча, потерлась о мои ноги.
- Какая прелесть! - сказал я.
К неизменной вежливости старика добавилась сер­дечная теплота.
- Вы любите кошек?
- Очень. И всегда любил. - Я несколько раз погла­дил Эмили по спине, а потом шутливо потянул ее за хвост. Она задрала симпатичную мордочку, и мурлы­канье достигло крещендо.
- Ну, вы понравились Эмили до чрезвычайности. Впервые вижу, чтобы она так открыто ластилась к не­знакомому человеку.
Я засмеялся.
- Она понимает, как я к ней отношусь. Кошки все­гда это знают. Очень мудрые животные.
Мистер Айрсон улыбнулся и кивнул.
- Но, по-моему, я вас уже видел? Какое-нибудь дело к мистеру Карлессу?
- Да. Я его ветеринар.
- А-а-а... Вот, значит, что. Так вы ветеринар и одоб­ряете мою Эмили?
- Ну а как же? Она настоящая красавица. Старик просто засветился от благодарной радости.
- Вы чрезвычайно добры! - Он замялся. - Может быть, мистер... э...
- Хэрриот.
- Может быть, мистер Хэрриот, вы, когда кончите свои дела у мистера Карлесса, не откажетесь выку­шать со мной чашечку чая?
- С большим удовольствием. Думаю, управлюсь за час.
- Превосходно, превосходно. Так я вас жду.
Коровы Эдди прошли проверку наилучшим обра­зом. Ни единой положительной реакции или хотя бы сомнительного случая. Я занес все данные в журнал туберкулинизации и быстро покатил назад к воротам, у которых мистер Айрсон уже ждал меня. - Что-то прохладно для чаепития под открытым не­бом, - сказал он. - Так милости прошу! - Он подвел меня к юрте, откинул мешки и пригласил внутрь со старомодной учтивостью.
- Прошу, садитесь. - Он указал на потертый кожа­ный диванчик, который явно вступил в жизнь в каче­стве автомобильного сиденья, а сам опустился в пле­теное кресло, которое я уже видел. Пока он расставлял две кружки, снимал чайник с примуса и разливал чай, я оглядывал интерьер юрты. Раскладушка, битком набитый рюкзак, стопка книг, керосиновая лампа, низенький шкафчик и корзинка, в которой почивала Эмили.
- Молоко, мистер Хэрриот? Сахар? - Старик любез­но наклонил голову. - Ах, так сы пьете без сахара? Но, пожалуйста, возьмите сдобную булочку. В дерев­не превосходная маленькая пекарня, и я беру их толь­ко там.
Откусив кусок булочки и запив его чаем, я испод­тишка посмотрел на книги. Только поэты. Блейк, Суинберн, Лонгфелло, Уитмен -- все зачитанные до дыр.
- Вы любите стихи? - спросил я.
- О да! - Он улыбнулся. - Я читаю не только их: би­блиотечный фургон заезжает сюда каждую суббот}'. Но то и дело возвращаюсь к своим старым друзьям. И особенно к нему. - Он протянул мне томик, который читал, когда я подъехал к воротам: «Стихотворе­ния Роберта У. Сервиса».
- Ваш любимый поэт?
- Да, пожалуй. Пусть Сервис и не классик, но его поэзия задевает во мне что-то очень глубокое. - Аирсон посмотрел на томик, а потом мимо меня в какие-то только ему известные дали. А вдруг он странство­вал где-то на Аляске, по диким берегам Юкона... И на мгновение во мне проснулась надежда, что он расска­жет что-нибудь о своем прошлом, но оказалось, что говорить ему хотелось совсем не об этом. А о своей кошечке.
- Просто поразительно, мистер Хэрриот, всю свою жизнь я прожил один и никогда не страдал от одино­чества, но теперь знаю, что без Эмили чувствовал бы себя невыносимо одиноким. Смешно, не правда ли?
- Вовсе нет. Просто прежде у вас не было четверо­ногих друзей, верно?
- Совершенно верно. Я ведь нигде подолгу не за­держивался. Животных я люблю, и порой мне хоте­лось завести собаку. Но о кошке я даже не помышлял. Я ведь часто слышал, что кошки никого привязанно­стью не дарят, что они очень самодостаточные созда­ния и не способны любить. Вы с этим согласны?
- Разумеется, нет. Чистейший вздор. У кошек есть свои особенности, но я лечил сотни дружелюбней­ших ласковых кошек, верных друзей своих хозяев.
- Рад слышать это, потому что льщу себя мыслью, что эта крошка искренне ко мне привязана. - Он по­глядел на Эмили, которая к тому времени успела за­браться к нему на колени, и нежно погладил ее по го­лове.
- Ну, это заметить нетрудно, - сказал я, и старик расплылся от удовольствия.
- Знаете, мистер Хэрриот, когда я только обосновал­ся здесь, - он обвел рукой свое жилище так, словно мы сидели в гостиной многокомнатного особняка, - то полагал, что и дальше буду вести одинокое существо­вание, но в один прекрасный день эта малютка вошла сюда, будто к себе домой, и моя жизнь совершенно переменилась.
- Она вас усыновила. - Я засмеялся. - С кошками такое бывает. И это был счастливый день для вас.
- Да... да... Совершенно справедливо. Мне кажется, вы замечательно понимаете подобные вещи! А те­перь разрешите налить еще чашечку?
Таков был мой первый визит к мистеру Айрсону в его оригинальном жилище, но далеко не последний. Всякий раз, возвращаясь с карлессовской фермы, я заглядывал за мешки и, если Юджин оказывался до­ма, оставался у него выпить чаю и поболтать. Говори­ли мы о разном: о книгах, политическом положении, естественной истории, знатоком которой он оказал­ся, но неизменно беседа переходила на кошек. Ему хотелось досконально изучить все, что касалось ухо­да за ними, кормления, их привычек и болезней. Ес­ли я изнывал от желания побольше услышать о его странствованиях по белому свету, о которых он гово­рил мало и неопределенно, то ему хотелось знать ре­шительно все о случаях из моей ветеринарной прак­тики.
Однажды во время такой беседы я заговорил об Эмили первым:
- Насколько мне известно, она либо сидит здесь, либо гуляет с вами на поводке. А сама она одна нику­да не уходит?
- Да нет... Раз уж вы об этом спросили, то послед­нее время она иногда гуляет одна. Но только в сторо­ну фермы. Я слежу, чтобы Эмили не выходила на до­рогу, где может попасть под машину.
- Я о другом, мистер Айрсон. На ферме ведь есть коты, и она легко может забеременеть.
Он привскочил в кресле как ужаленный.
- Боже мой! Действительно. А мне даже в голову не приходило. Такая глупость... Попробую ее одну не вы­пускать.
- Это сложно, - заметил я. - Надежнее было бы сте­рилизовать ее. Тогда все будет в порядке. Ведь котята здесь вам ни к чему?
- Да... разумеется. Но операция... - Он бросил на меня испуганный взгляд.
-Любое хирургическое вмешательство всегда чревато опасностью, не такли.Нет-нет, - бодро ответил я. - Операция совсем простая. Мы делаем их сотнями.
Обычная его корректность вдруг исчезла. До этих пор он казался человеком, столько повидавшим в жизни, что его безмятежность ничто не могло нару­шить, и вдруг он весь как-то съежился. Некоторое время продолжал поглаживать кошечку, по обыкновению свернувшуюся у него на коленях, а потом потянулся за кожаным, черным, с облупившимся золотым тиснением томом Шекспира, от которого его ото­рвал мой приход. Он заложил страницу ленточкой, закрыл книгу и аккуратно убрал ее на место.
- Право, не знаю, что и сказать, мистер Хэрриот. Я ободряюще ему улыбнулся.
- Вы напрасно тревожитесь. Я настоятельно рекомендую сделать это. Я опишу вам ход операции, и вы сразу успокоитесь. Ну прямотаки микрохирургия. Делается крохотный разрез, извлекаются яичники и матка, перевязывается культя, а затем… Я прикусил язык. Мистер Айрсон закрыл глаза и так сильно качнулся вбок, что чуть не вывалился из кресла. Впрочем, хирургические подробности не впервые произвели совсем не тот эффект, который был мне нужен, и я тут же прибегнул к другой такти­ке - громко засмеялся и потрепал его по колену.
- Как видите, это сущий пустяк.
Он открыл глаза и испустил долгий дрожащий вздох.
- Да... да... полагаю, вы совершенно правы. Но дай­те время подумать. Я был совсем к этому не готов.
- Как угодно.
Эдди Карлесс, конечно, позвонитмне, если вы ему скажете. Но не откладывайте реше­ние надолго.
Звонка, однако, не последовало, и меня это не уди­вило. Слишком уж в большой ужас пришел старик от моего предложения. И миновало больше месяца, пре­жде чем мы снова увиделись.
Я просунул голову между мешками. Он сидел в пле­теном кресле и чистил картошку.
- А, мистер Хэрриот! Входите! Входите! - Мистер Айрсон посмотрел на меня с мрачной решимостью. -Садитесь, пожалуйста. Я очень рад, что вы загляну­ли. - Он вскинул голову и перевел дух. - Я намерен последовать вашему совету касательно Эмили. Сде­лайте ей операцию, когда вам будет удобно.
Однако его голос еле заметно дрожал.
- Вот и чудесно! - ободряюще сказал я. - У меня в багажнике есть кошачья корзинка, так что я смогу за­брать ее немедленно.
Кошечка прыгнула ко мне на колени, и я поторо­пился отвести глаза от расстроенного лица старика.
- Ну, Эмили, поедешь со мной... - начал я и умолк в нерешительности. Почудилось или ее бока заметно вздулись?
- Ну-ка, ну-ка, - бормотал я, ощупывая пушистый живот, а потом посмотрел на хозяина Эмили.
- Мне очень жаль, мистер Айрсон, но уже поздно. Она беременна.
Рот у него открылся, но он не сумел произнести ни слова. Потом судорожно сглотнул и спросил хриплым шепотом:
- Но... но что же нам делать?
- Да ничего. Не тревожьтесь. Она принесет котят, только и всего. А я подыщу желающих взять их. Все будет прекрасно! - Я вложил в свои слова максимум убедительности, но это не помогло.
- Так ведь, мистер Хэрриот, я ничего в таких вещах не понимаю! Мне страшно. Она же может умереть родами... Она же такая маленькая!
- Ну что вы! Этого не бойтесь. У кошек подобное случается крайне редко. Вот что: когда роды начнут­ся - будет это примерно через месяц, - попросите Эд­ди позвонить мне. Я приеду и послежу, чтобы все бы­ло нормально. Хорошо?
-Вы так добры! Мне очень неловко. Беда в том, что... что она так много для меня значит.
- Я знаю. Перестаньте тревожиться. Все будет в полном ажуре.
Мы выпили по чашечке чая, и, когда прощались, он уже успокоился
Наконец в один ненастный вечер так и произошло. Я снова услышал голос милого старика.
- Мистер Хэрриот, я звоню вам с фермы. Эмили еще не... не разрешилась, но она... словно раздулась, весь день не вставала, дрожит и ничего не ест. Мне крайне неприятно беспокоить вас в такую отвра­тительную погоду, но я ничего в этих вещах не пони­маю, а у нее вид... очень несчастный.
Мне все это не понравилось, но я постарался отве­тить небрежно:
- Пожалуй, я заскочу посмотреть ее, мистер Аир-сон.
- Но все-таки... Вас это очень затруднит?
- Пустяки. Мне по дороге. Скоро буду у вас. Когда сорок минут спустя я, спотыкаясь, в темноте, добрался до юрты и раздвинул мешки, моему взору предстала почти фантасмагорическая сцена. Брезен­товые стенки содрогались и прогибались под ударами ветра и дождевых струй. Тусклый дрожащий свет ке­росиновой лампы смутно ложился на Юджина в крес­ле. Он нежно поглаживал Эмили в корзине на полу.
Бедная кошечка раздулась почти в шар. Ее трудно было узнать. Я опустился на колени и провел ладо­нью по выпуклому животу. Кожа казалась растянутой до предела. Эмили была битком набита котятами и выглядела измученной, почти безжизненной. Тем не менее она тужилась и лизала влагалище.
Я посмотрел на старика:
- У вас не найдется горячей воды, мистер Айрсон?
- Конечно, конечно. Чайник только что вскипел.
Я намылил мизинец. Он только-только протиснул­ся в узенькое отверстие. Внутри я обнаружил, что шейка матки широко раскрыта, но до бесформенной массы за ней мизинец доставал с трудом. Только Богу было известно, сколько котят там застряло, но в од­ном сомневаться не приходилось: протиснуться нару­жу они никак не могли. Места для маневрирования не было вовсе. Помочь ей я не мог. Эмили повернула ко мне мордочку и жалобно мяукнула. Я с острой го­речью осознал, что эта кошка - исключение и поги­бает от родов.
- Мистер Айрсон, - сказал я, - мне придется сейчас же ее увезти.
- Увезти? - повторил он растерянным шепотом.
- Да. Необходимо сделать кесарево сечение. Выйти нормальным путем котята не в состоянии.
Он выпрямился в кресле и кивнул - оглушенно, не слишком понимая, о чем идет речь. Я ухватил корзин­ку вместе с Эмили и отпрянул во тьму. Но тут вспом­нился растерянный взгляд старика. Я же совсем забыл о своей обязанности поддерживать в клиенте бод­рость духа! Я опять сунул голову между мешками.
-Не беспокойтесь, мистер Айрсон. Все будет от­лично.
Не беспокойтесь! Пустое утешение. Поставив кор­зинку с Эмили на заднее сиденье, я стиснул зубы. Ме­ня терзало беспокойство, и я проклинал насмешницу судьбу: после всех моих бодрых заверений, что для кошек роды - пустяк, именно эти роды могут завер­шиться трагически. Сколько времени Эмили остава­лась в таком положении? Разрыв матки? Сепсис? В мозгу вихрем проносились самые мрачные прогнозы. И почему, почему именно этого одинокого старика поджидает такое горе?
В деревне я остановился у телефонной будки и по­звонил Зигфриду.
- Я только что уехал от Юджина Айрсона. Вы не могли бы подъехать помочь? Кесарево сечение у кош­ки. И откладывать нельзя. Простите, что порчу вам свободный вечер.
- Ну что вы, Джеймс! Я ничем не занят. Так скоро увидимся, э?
Когда я вошел в операционную, автоклав уже исхо­дил паром и Зигфрид приготовил все необходимое. Увидев меня, он распорядился:
- Ну, пациентка ваша, Джеймс, а я беру на себя ане­стезию.
Я выбрил оперируемый участок и уже занес скальпель над вздутым животом, когда Зигфрид присвистнул.
- Господи! Так и кажется, что вы вскрываете абсцесс.
Он был совершенно прав. У меня возникло ощущение, что стоит сделать надрез, и в лицо ударит струя котят. И действительно, едва я осторожно прошел кожу и мышцы, как матка угрожающе выпятилась на­ружу.
- О черт! - прошептал я. - Сколько их там?
- Наверное, хватает, - отозвался мой партнер. - А она такая малютка!
Едва дыша, я рассек стенку матки, которая к вели­кому моему облегчению выглядела чистой и здоро­вой. Вот-вот появится клубок головенок и лапок... С возрастающим недоумением я убеждался, что тяну разрез вдоль массивной угольно-черной спины, а ко­гда, наконец, подцепил пальцем шею, вытащил ко­тенка и положил его на стол, в матке не оказалось больше ничего!
- Всего один! - охнул я. - Просто не верится!
- Но зато какой! - засмеялся Зигфрид. - И жив к тому же. - Он взял котенка и осмотрел его. - Ну и здоровый же будет котище! Он уже величиной почти со свою мать!
Я зашил разрез, ввел спящей Эмили пенициллин, ощущая, как накатывают приятные волны облегче­ния. С кошечкой все было в порядке. Мои страхи ока­зались безосновательными. Котенка лучше на не­сколько недель оставить с ней, а потом подыщу ему дом.
===
- Огромное спасибо, Зигфрид, - сказал я. - Ситуа­ция вначале выглядела критической.
Мне не терпелось обрадовать старика. Ведь ок, ко­нечно, все еще сидит в шоке, что я забрал его люби­мицу. И действительно, когда я прошел между мешка­ми, могло показаться, что он за все это время ни ра­зу не шелохнулся. Он не читал, а сидел, сложив руки на коленях, и смотрел прямо перед собой.
Я поставил корзинку рядом с ним, и, медленно по­вернув голову, он уставился с каким-то изумлением на Эмили, которая уже приходила в себя после анесте­зии и приподнимала голову, а также на черного кре­пыша, который с интересом осваивал целый набор сосочков, находившихся в его единоличном распоря­жении.
- Она скоро будет совсем здорова, мистер Айрсон, -сказал я, и старик медленно кивнул.
- Какое чудо! Какое невыразимое чудо! - прошеп-тал он.
Когда через десять дней я приехал снимать швы, в юрте царила праздничная атмосфера. Старый Юд­жин сиял от восторга, а Эмили, растянувшись на спи­не, подставляла живот своему деловито сосущему гигантскому отпрыску. На меня она поглядела с гор­достью, отдававшей глубо­чайшим самодовольством. - По-моему, мы должны выпить по такому поводу чашечку чая с моими лю­бимыми булочками, - провозгласил старик.
Он поставил чайник на примус и провел пальцем по тельцу котенка.
- Красавец, верно?
- Еще бы! Из него вырастет великолепный кот.
- Да, конечно. - Юджин улыбнулся. - И будет так приятно наблюдать за ним с Эмили.
Моя протянутая к булочке рука замерла.
- Извините, мистер Айрсон. Но вы не сможете дер­жать тут двух кошек.
- Почему же?
- Ну, например, вы ходите с Эмили в деревню. Ве­сти двух кошек на поводке будет очень не просто. Да и места у вас тут маловато.
Он промолчал, и я продолжал гнуть свое:
- На днях одна дама просила меня достать ей чер­ного котенка. К нам с такими просьбами часто обра­щаются люди, потерявшие своего старого любимого друга, но обычно бывает нелегко помочь им. И я очень обрадовался, когда мог ей сказать, что у меня на примете есть именно такой котенок.
Юджин медленно наклонил голову и после секунд­ного раздумья сказал:
- Пожалуй, вы правы, мистер Хэрриот. Я как-то всего толком не взвесил.
- Во всяком случае, - продолжал я, - она женщина очень приятная, а на кошек не надышится. Он обре­тет чудесный дом. Будет жить у нее как султан.
Старик засмеялся.
- Отлично... отлично... И, может быть, я не поте­ряю его из виду?
- Разумеется. Обещаю держать вас в курсе. - Убе­дившись, что удалось все уладить наилучшим обра­зом, я решил переменить тему. - А знаете, мистер Айрсон, Вы кажетесь поразительно счастливым чело­веком. Очень довольным своей жизнью. Может быть, причина отчасти и в Эмили.
- О да! Собственно, я сам хотел это сказать, но по­думал, что вы сочтете меня смешным. - Он откинул голову и засмеялся веселым мальчишеским смехом. -Да, у меня есть Эмили, а это важнее всего! И я очень рад, что вы со мной согласны. Не возьмете ли еще булочку?

[Анчутка]

Наталья Лазарева.КЕЙ

После войны в деревне девчонка жила лет двенадцати. Они все нездешние были, в войну приехали, эвакуированные. Мать ее простужена была, все кашляла. Жили на то, что старший мальчик заработает.
С собой привезли узелок небольшой да котенка. Вот уж добра-то! В деревне сколь хошь этих котят. Девочку звали Ташей (от Наташи), а котенка она звала смешно так, не по-нашенски, вроде как Кей. Наших девчонок не то стеснялась, не то боялась. Да и некогда ей с ними — все дома на ее худеньких ручках держалось. Мать вскоре и вовсе слегла — вот они с братцем и крутились, как могли: он в колхозе, она — по дому, а это — и огород, и покос (без скотины в деревне не проживешь).
Однако речь про кота. Как с утра Таша по хозяйству топчется, так и кот. Она к скотине — и кот туда, она в огород — и он с нею. Уж вовсе невиданно, чтобы кошки до магазина хозяев провожали, а этот ходил. Усядется где повыше и ждет хозяйку свою ненаглядную.
Это уже после войны было, а всё равно — хлеба долго, бывало, ждать приходилось. Ну, а уж, если расстаться придется, то встреча — всем на диковину: мчится издали, ее завидев, и уже трется у ног, мурлычет, мяукает: рассказов-то, вестей-то — не счесть! А она его сразу на руки, и глядят друг на дружку, как жених с невестой. Наглядится кот-то сперва, а потом лапы закинет, будто обнял, и в губы тычется ей — как есть целоваться лезет.
Много фокусов соседи про его знавали — и как крыс со всей улицы отвадил, и как котов по всей округе приструнил. И ведь что интересно: по весне его никто ни с одной кошкой не видел. Ташутка нарочно просила тех, у кого кошки: увезите, мол, Кея с вашей — котеночка оставьте похожего. Да и люди хотели такого же разумного кота, а он как нарочно — сходит, на крыше поваляется, а на кошек... вроде как и нет их вовсе.

А кот заметный был — здоровенный, кило на семь, не иначе. Лапы, так чуть не с собачьи. Пучешарый такой, осанистый. Шерстью черен, пушист. Опять же неспроста: Ташутка его за лучшего друга почитала — сама не съест, а ему даст.
Был и худой с им случай. Стали яйца пропадать. Сначала — с месяц у куриц, а потом и у гусишки. Скоро парить, а сажать не на что. Кот захромал в ту же пору. Ну, беда, да и только!
А в соседях у Таши бобыль жил, в химлесхозе робил. Деньги получит — пропьёт, а жрать-то охота... Вот и заметила Таша, что рожа-то у его исцарапана, ну и смекнула, кто яйца-то крадёт. Тут вскоре курица пропала, а следом и кот. Ну, Таша к бобылю: ещё тебе, паразиту, курицу дам — верни кота. А тот рот разинул — не ожидал такого, совестно стало. Пошли, мол, скорее — повесил я его. Ох, как взметнулась Ташутка-то! Уж как они, бранясь, да со слезами до опушки лесной добрались — не расскажешь. Уж не чаяла любимца своего в живых увидеть. Подбегают, а кот сопит зло так, а живой. Как он исхитрился когтями в веревку вцепиться — одному Богу известно, однако петля-то не затянулась. Так и висел, уцепившись. Не зря ведь говорят, что кошки живучи.
Бобыль с тех пор у Натальи-то не воровал, а кота боялся, как овчарку. По пьянке рассказывал, как кот его на первой же краже скараулил да исцарапал. “Я его, — говорит, — едва отодрал, чумного, да швырнул”. Вот тогда лапу-то и повредил. А после у них война началась: куда ни пойдет — везде этот кот окаянный, ну, он его и решил повесить.
Да, видно, проняла его Наталья-то. Заплачет в конце рассказа и кается:
— Это ж надо — так кота любить... Человека так не любят. А котяра этот... хуже дьявола. Меня бы кто так любил, дак я не жил бы, как кот бездомный.
Даже начал к Ташутке присматриваться.
А она как-то по нелюдимости своей в вековухах засиделась. Пока за матерью смотрела да хоронила, пока брата обстирывала да женила — время-то и ушло.
Сядет на крыльцо — кот тут как тут, на коленях. И ластится, и в глаза заглядывает, лапы забрасывает: обнимает. Видит: не утешается любимая его — спрыгнет, играть зачнет. И скачет, и валяется, на столб взберется — хвостом вертит, шмякнется. А уж не молоденький, чай, зад-то тяжелый. Таша рассмеется, а он и рад. Так и жили.
Однако стал кот дряхлеть. Все на печи лежал, а уж после и на печь не мог влезть. Таша его, как ребенка, на руки и в тепло на двор вынесет. А он бродит около, щурится.
Пошла она как-то в магазин, задумалась что-то, а у дороги глядь — котишко-то следом трусит. Едва тащится, а идет. Ладно, она неспешно шла. “Да куда же ты? Да зачем же? Горе мое ненаглядное!..” Хотела на руки взять, а он — откуда прыть взялась! — шасть на дорогу да под машину... Она — следом... Народ сбежался.
Шофёр выскочил — понять ничего не может: сидит баба молодая и волосы на себе рвёт — по коту убивается. А кот лежит на траве целехонек — ни кровинки, вроде как и не был под колесами. Парень сел рядом, да так и сидели они не один час...
Тетка Вера ему: “Поезжай, мол, чё на ее, малохольную, глядеть. У нее, кроме кота, нет никого — вот и горюет”. Ну, парень и уехал, а в выходные обратно. Котенка Наталье привез похожего... После опять приехал. Моложе ее, а остался. И ведь что интересно, здоровенный такой парень, осанистый, кулаки, как гири, а волосом чёрен — пышная такая копна, а глаза — как фары. С работы идет, а Таша его у моста встречает. Он лапищи свои на плечи ей вскинет, в губы ткнется и идут — смеются, разговаривают, будто дома не наговорятся.
Народ в деревне приметливый, мигом схожесть эту отметил и окрестил парня Кеем. Кто на посевной первый? Да Кей Ташуткин. Тетка Вера, куда постефонила? Да к Кею — дрова обещался подвезти.
А он и не обижался. Раз только бобылю тому по шее накостылял, так по-мужски чё-то у их там вышло. Так бобыль-то по пьянке у магазина матерился потом:
— Пристрелить кота-то надо было да кол осиновый вогнать — дьявол он. Теперь вот в человека обратился. Ране его лап боялся, теперь — кулаков. А шары-то выпучит, так как есть кот-покойник!.. На крылечке сидит не как мужик с ей, а кот и есть...
Теперича-то где они? Дак уехали, как родился мальчик. А деревня наша хиреть начала, и увёз Кей свою Ташутку. Живет где-то. Куда-поди девались...

[Джерри]

Встал под сосной
уставший внедорожник.
Хозяин, пса на волю отпустив,
с двустволкой шёл по чаще осторожно,
лесной звенящий слушая мотив.
Беда пришла
и сердце сжалось: волки!
Как приговор звучит голодный вой.
Спасенья нет –
что толку от двустволки
с патронами для дичи боровой.
Скорей за руль!
Рванула следом стая,
стрелять по ней не поднялась рука,
но пёс
оскалив пасть,
со злобным лаем
встал на пути зверюги-вожака.
Пса не отбить,
да бог с ним, быть бы живу!
Крадётся смерть – он понял по глазам.
И, бросив пса, влетел хозяин в «Ниву»,
завёл мотор, ударил по газам…
Всю ночь не спал,
курил,
а утром рано
жена открыла дверь на чей-то визг.
Хромая пёс вбежал –
на морде рана,
клоками бок кровавыми обвис.
И сунул морду,
грозный от природы,
с восторгом на хозяина кровать…
Всё просто:
он не из людской породы,
а значит –
не умеет предавать.

[Анчутка]

САРКА
Я хочу рассказать вам историю, которая потрясла меня, научила смотреть на окружающий нас мир с особым вниманием и участием.
Я училась в 10 классе. Родители уже полгода были в командировке за границей. Присматривали за мной соседи, супруги Бабич: тетя Нина Бабич вела домашнее хозяйство, дядя Гоша Бабич преподавал в Медицинском институте и заведовал кардиологическим отделением в больнице. Детей у Бабич не было и может быть поэтому они как-то трогательно были привязаны ко мне. Я часто оставалась ночевать у них, хоть наши квартиры находились на одной площадке.
Я готовилась к выпускным экзаменам, и дядя Гоша великодушно позволял мне пользоваться его кабинетом, где вместо стен были стеллажи, на которых размещалась, как я теперь понимаю уникальная библиотека. Часто в кабинете мы работали вместе. Дядя Гоша писал докторскую, я же штудировала энциклопедию, ( по тем временам, энциклопедия была большой редкостью). Тетя Нина вышивала, а Сарка мирно спала под теплым светом настольной лампы. Сарка – это кошка Бабич. Черная, гладкошерстная, ничем особым не приметная кошка. Мне неизвестно, как попала Сарка в дом Бабич, помню только, тетя Нина шутила: « Ну вот, вырастила соперницу на свою голову. Я ее кормлю, ухаживаю за ней, а она признает только Гошу». И это было правдой. Дядя Гоша разговаривал с Саркой, на полном серьезе, как если бы Сарка была человеком. «Ну, что, Сарка, пойдем писать докторскую?» или «Сарка, если ты будешь гонять лодыря, я не возьму тебя в соавторы». Кстати, когда дядя Гоша защитил докторскую и его научные труды опубликовали, он рядом со своими инициалами « Г.П.Бабич» крупно подписывал « и Сарка». Я до сих пор не понимаю, как Сарка всегда точно знала, когда придет домой дядя Гоша. Если Сарка садилась возле входной двери, тетя Нина шла разогревать еду. И буквально через несколько минут в дверь входил дядя Гоша и почти всегда, серьезно говорил: «как дела, Сарка? Сейчас перекусим и пойдем работать». Дядя Гоша шел на кухню, а Сарка шла в кабинет, прыгала на письменный стол и включала настольную лампу, причем включать лампу, Сарка научилась самостоятельно. Однажды она случайно положила свою голову на кнопку-выключатель и с тех пор это стало ее обязанностью, включать свет.
Был июнь, когда заболел дядя Гоша. Его увезли в больницу. Сарка не отходила от входной двери, перестала есть, только пила воду или молоко и то только когда тетя Нина приносила ей миску к двери. Дядя Гоша умер. Я была у Бабич, когда привезли его тело. Я никогда не забуду, как истошно «закричала» Сарка, как она бросилась к гробу, потом в кабинет дяди Гоши, она включала лампу и еще несколько раз выбегала в комнату, где лежало тело дяди Гоши, и возвращалась в кабинет. За горем о Сарке забыли. Вспомнили после похорон. Сарки дома не было.
Во дворе ее тоже никто не видел. Только на второй день поисков, рано утром мы нашли Сарку. Она лежала, свернувшись клубочком в свежее вырытой ямочке. Тельце ее было бездыханным. Уже позднее тетя Нина сказала: «А ведь Сарка сама от безысходной тоски вырыла для себя ямку». О Сарке еще долго помнили в нашем дворе. Уверена, кто знал эту историю, тот рассказывает о ней и сегодня. На нашей улице, в нашем дворе из четырех двухэтажных домов Сарка стала символом любви и преданности. Через год, весь наш двор переселили в Черемушки, наша улица, которая называлась переулок Каучуковый в г.Красноярске стала закрытой зоной.
Этим летом мне удалось побывать в нашем дворе, зайти в когда-то нашу квартиру. Чувства переполняли меня. Я вспомнила свое детство и, конечно же, черную удивительную кошку по имени Сарка, кошку, которая научила меня верности и умению дорожить дружбой, потому что сама была настоящим верным другом.

tigrasha.ru

[КиССа]

Он ждал...

Он ждал всю ночь, весь день и снова ночь,
Тянулся так за часом долгий час.
Он прогонял худые мысли прочь,
Они же появлялись каждый раз,
Как только в окна клён стучал легко,
Как только раздражённо лифт гудел,
Как только чей-то голос далеко
Из форточки распахнутой летел.
Он ждал, нетерпеливо, он не спал,
Не думал он о том, чтоб есть и пить,
Он про себя безмолвно звал и звал,
Хотя ему хотелось в голос выть.
Он вздрагивал от шорохов, шагов,
Что различал за стенкой без труда.
Рвануться был на поиски готов,
Ах, если б только знать куда, куда!
Буравя беспокойным взглядом дверь,
Он ни на миг глаза не закрывал.
И не подозревал, тревожась, зверь,
Что друг его в больнице умирал…

[Анчутка]

Эта история произошла в Анталии 24 апреля 2010 года. Кот посреди улицы пытается вернуть к жизни кошку, которую сбило автомобилем. При этом он не подпускает людей ближе чем на два метра. И не отходит от любимой ни на минуту. Ветеринар не поверил тому, что ему говорили очевидцы по телефону, пока не приехал на место и не увидел всё сам....

видео