Переводы иностранных стихов.

[Ковальчук Ан]

Сюда я думаю будем выкладывать переводы стихов (желательно указывать подлинный текст и перевод)

Добавлено через 1 минуту
Танго осени

Холодный день румянцем подцветив,
Бежит стернёю ветер, рыжий сеттер.
(Берёз алеея, клёнов лейтмотив).
Проходишь ты, одета в бурый свитер.

Холодный ветер с поля — в самый раз
Погоде серой, смутной — в Польше осень.
Дорогой листья пляшут па-де-грас,
По лужам их осенний гон разносит.

Сегодня дождик падал, будто мгла.
На пашне блеск воды мутностеклистый.
Вот заяц выскочил, присел — ну и дела! —
Солнечнопьяный образ футуриста.

Страшат в полях виденья голых ив,
И каждая из них — как будто веха.
(Берёз аллея, клёнов лейтмотив).
Бредёшь одна, и вовсе не до смеха.

И гордости полны движенья рук,
И столько тихой смутной катастрофы,
Когда дорогой той же после двух
Ушедших лет мои читаешь строфы.

Tango jesienne


Jest chłodny dzień pąsowy i olive.
Po rżyskach węszy wiatr i ryży seter.
Aleją brzóz przez klonów leitmotiv
Przechodzisz ty, ubrana w bury sweter.
Od ściernisk ciągnie ostry, chłodny wiatr.
Jest jesień, szara, smutna polska jesień...
Po drogach liście tańczą pas-de-quatre
I po kałużach zimny ciąg ich niesie.
Dziś upadł deszcz i drobny był, jak mgła.
W zagonach błyszczy woda mętno-szklista.
Wyskoczył zając z mchów i siadł w pół pas.
Słońcempijany mały futurysta.
Po polach straszą widma suchych iw,
A każda iwa, jak ogromna wiecha...
Aleją brzóz przez klonów leitmotiv
Przechodzisz ty samotna, bezuśmiecha...
I tyle dumy ma twój każdy ruch
I tyle cichej, smutnej katastrofy.
Gdy, idąc drogą tak po latach dwóch
Ty z cicha nucisz moje śpiewne strofy...

Бруно Ясенский (1901 —1939)

[Ковальчук Ан]

Юлиан Тувим

Габрусь

Жил на свете Габрусь. Знаешь, что он делал?
В конуре собачьей с Шариком обедал.

Ситом воду черпал, соль носил в карманах,
Кузнеца просил он подковать барана.

Укрывал репейник в дождь дырявой шапкой,
В лес ходил с дровами, кочергой и тряпкой.

Изо льда построил домик у сарая:
"Хороша квартирка, пригодится в мае!"

Если солнце жарит, он на солнце дует,
А топор хватает, если пчёл учует.

Дедушку просил он: "А луну мы купим?".
Вот таким был Габрусь.
Был каким он?
Глупым.

Перевод Яна Бжехвы


Gabryś

Był raz głupi Gabryś. A wiecie, co robił?
Kiedy konie żarły, on im owies drobił.
Sitem wodę czerpał, ptaki uczył fruwać,
Poszedł do kowala: kozy chciał podkuwać.

Czapką kwiat nakrywał, kiedy deszczyk rosił,
Liczył dziury w płocie, drwa do lasu nosił.

Zimą domek z lodu zbudował przed chatą:
"Będę miał - powiada - mieszkanie na lato".
Gdy go słońce piekło, to na słońce dmuchał,
A za topór chwytał, gdy go gryzła mucha.
A tatusia pytał, czy mu księżyc kupi...
Taki był ten Gabryś. A jaki? No, głupi.

[Ковальчук Ан]

Stanislaw Balin'ski (1899 - 1984)

Monument
Marii z Miciskich Liebhardtowej



В саду моих кумиров разорённом
Следы былых строений скрыли травы,
Поёт печаль холодным баритоном
Над запустеньем о руинах славы

Следы былых строений скрыли травы,
Но всё поют деревья ночью поздней
Над запустеньем о руинах славы,
Что словом взнесена к высотам звёздным.

Но всё поют деревья ночью поздней,
Цвета берут с палитры самоцветной,
Что словом взнесена к высотам звёздным.
Восходит над землёй спектакль балетный.

Цвета беру с палитры самоцветной,
Даю туманам роли, небу темы.
Восходит над землёй спектакль балетный,
К которому в мечтах стремимся все мы.

Дарю туманам роли, небу темы
Ветрам дам вид летучего фрегата,
К которому в мечтах стремимся все мы
Меж бездной неба и пустыней сада.

Ветрам дам вид летучего фрегата.
Прощай же, сад! Пускай он улетает
Меж бездной неба и пустыней сада.
Но занавес опущен. Сон мой тает.

Лети! В саду кумиров разорённом
Следы былых строений скрыли травы,
Поёт печаль холодным баритоном
Над запустеньем о руинах славы.

***

W ogrodzie moich mistrzow potrzaskano drzewa,
Rozszarpano domostwa, zaciemniono stawy,
Nad pustym brzegiem smutek barytonem spiewa
Zimna arie klasyczna o ruinach slawy.

Rozszarpano domostwa, zaciemniono stawy,
Ale struny drzew zyja i graja nocami
Zimna arie klasyczna o ruinach sławy,
Uniesionych przez slowa i miedzy gwiazdami.

Ale struny drzew żyja i graja nocami,
Koloru dobywajac z fosforycznych palet,
Uniesionych przez slowa i miedzy gwiazdami:
I tak nad ziemia wschodzi historyczny balet.

Koloru dobywajac z historycznych palet,
Pisze do mgiel scenariusz, niebu daje rymy -
I tak nad ziemia wschodzi historyczny balet,
Ktory chcemy dosiegnąc, za ktorym gonimy.

Pisze do mgiel scenariusz, niebu daje rymy
Wiatrom nadaje kontur lotnego okretu,
Ktory chcemy dosiegnąc, za ktorym gonimy
Miedzy pustka ogrodu a glebią odmetu.

Wiatrom nadaje kontur lotnego okretu,
Niech plynie!... Potrzaskane zegnajcie mi drzewa!
Miedzy pustka ogrodu, a glebia odmetu
Czas zapuszcza kurtyne. Moj sen ją rozwiewa.

Niech plynie!... Potrzaskane zegnajcie mi drzewa!
Rozszarpane domostwa, zaciemnione stawy.
Nad pustym brzegiem smutek barytonem spiewa
Zimna arie klasyczna o ruinach slawy.

http://samlib.ru/b/bondarewskij_l_w/balinski.shtml

[Ковальчук Ан]

Громко похвалялась Кася:
-Я учусь всех лучше в классе,
Я способней всех ребят,
Все со мной дружить хотят,
Одеваюсь я нарядно,
Говорю умно и складно,
Бегаю быстрее всех,
У меня всех звонче смех,
На коньках катаюсь ловко,
Лучше всех певиц пою,
Лучше всех портных я шью,
И к тому же я на диво
Симпатична и красива.
Да и наша вся семья
Лучше всех, совсем как я:
Моя мама всех важнее,
А мой папа всех главнее,
Всех старей моя бабуля,
Ну а я – воображуля.


/пер. Л. Цывьяна/

Оригинал:

Samochwała

Samochwała w kącie stała
I wciąż tak opowiadała:
"Zdolna jestem niesłychanie,
Najpiękniejsze mam ubranie,
Moja buzia tryska zdrowiem,
Jak coś powiem, to już powiem,
Jak odpowiem, to roztropnie,
W szkole mam najlepsze stopnie,
Śpiewam lepiej niż w operze,
Świetnie jeżdżę na rowerze,
Znakomicie muchy łapię,
Wiem, gdzie Wisła jest na mapie,
Jestem mądra, jestem zgrabna,
Wiotka, słodka i powabna,
A w dodatku, daję słowo,
Mam rodzinę wyjątkową:
Tato mój do pieca sięga,
Moja mama - taka tęga
Moja siostra - taka mała,
A ja jestem - samochwała!"

[Ковальчук Ан]

Maria Pawlikowska - Jasnorzewska

БЕЛАЯ ДАМА.

Белая дама, прозрачная дама!
Лунного света холодное пламя
вас одевает своим покрывалом.

Кто ж подойдёт, полюбуется вами,
профилем бледным под кружевами,
глаз глубиною и милым овалом?

Есть одно сердце в том зале дворцовом,
сердце, что к вам подступиться готово!
Ручку, что в митенках из паутины,

мне протяните, не прячьте напрасно
очи за тканями из эктоплазмы,
дама в астральном своём кринолине!

Что же молчите вы, лунная грация,
чтобы внушить мне - вы галлюцинация,
тела, зарытого в землю, цветенье?

Шариком лёгким всплываете в танце,
над гардеробом вы кружите гданьским,
будто над гробом в печальном волненье.

А за стеною, очнувшись в кошмаре,
спички лакей Лука сослепу шарит-
(вы пострашней ему смерти и ада),

ибо плывёте воздушной сиреной,
ослабевающей, бледной и тленной,
вдаль из покоя в покой анфилады.

Белая дама! С мольбой о защите
к вам я в безумной тоске: помогите
мне, о погостов унылых мадонна!

Ах, пусть прекрасной толпа молодёжи
к вам устремляется, вам же не должно
их устрашать, ибо там, где учёный

провозгласил : здесь конец, здесь граница,
там, где в бикорне циничный возница
жизнь упростил своим юмором странным,

вам зацветать безымянным фантазмом ,
веять одеждами из эктоплазмы,
не увядая в веселье нежданном.



Pawlikowska-Jasnorzewska Maria
Biala dama

Biala damo, przezroczysta damo,
lsniaca w krzesle ksiezycowa plama.
na co czekasz, wystrojona zludnie?

Nikt nie poszedl, nikogo nie cieszy
blady profil w wiazanej calechey
slodki owal i oczy jak studnie.

Lecz jest serce w tym wielkim palacu,
co potrafi dotrzymaz ci placu.
Daj mi raczke w mitence z pajeczyn...

Pantalonki masz z haftow odycznych...
szal nie perski lecz ektoplazmatyczny...
krynoline z astralu i z teczy...

Czemu milczysz, ksiezycowa gracjo,
chcec mi wmowic, zes halucynacja,
kwiecie ciala zasianego w ziemie?

Jak balon odplywasz pod plafon,
krazysz swiatlem ponad gdanska szafa,
w zaleknieniu i trumiennej tremie...

Tam za sciana stary lokaj Lukasz
w snie sie zrywa i zapalek szuka -
(ciebie wiecej niz smierci sie boi)

bo ju| plyniesz, syreno powietrza,
coraz wiotsza, niezywsza i bledsza
przez kolejny rozaniec pokoi...

Biala damo! pod (t)woje obrone
plyna moje tesknoty szalone,
o madonno nudnego cmentarza!

Ach, za toba tlum pieknej mlodziezy
isc powinien lub u nog twych lezec,
i nie straszyc powinnas - rozmarzac!

Gdzie uczeni powiedzieli: koniec,
gdzie szyderczy woznica w bikornie
swym humorem zycie chce uproscic

Tam zakwitasz fantazja bez nazwy,
tam powiewasz suknia z ektoplazmy,
niespodzianko wesolej wiecznosci!


Пояснения:
"pod (t)woje obrone" "под твою защиту" - католическая молитва Пресвятой Деве. Здесь - Белой Даме.
Гданьская мебель- стиль, отличающийся обильной резьбой по дереву.
Бикорн - старинный военный головной убор, двууголка. Возможно, похоронные возницы носили такие.
Caleche - коляска ( фр.) Не смог найти, что так называлось из женских аксессуаров.
P.S. Спасибо, Н. Винокуров пояснил, что это род шляпы на каркасе,которую дамы надевали в плохую погоду.

[Ковальчук Ан]

Пан Малюскевич и кашалот - Юлиан Тувим

Был пан Адам Малюскевич
Наименьшим паном на свете,
Много он знал, много ездил,
А кашалота не встретил.

Был Малюскевич маленьким,
Малюсеньким как фасолька,
Но даже дальних походов
Он не боялся нисколько.

Многим хочется в детстве
Кита-кашалота встретить,
Ведь кит-кашалот преогромный
И самый толстый на свете.

Пан Малюскевич решился
С походом больше не мешкать -
Сделал крепкую шлюпку
Из половины орешка.

А чтобы спать было мягко,
Ватой дно шлюпки выстлал,
А чтобы выстругать вёсла,
Лучшие спички выбрал.

Взял в дорогу припасы,
Палатку, бочонок с пивом,
Велосипед с мотором -
В скорлупку всё поместил он.

Компьютер, рация, пушка,
Ружья, табак и трубки,
Обувь, бельё, подушка -
Всё поместилось в шлюпке.

Ведь всё это было маленьким,
Малюсеньким, малипусечным,
Поскольку сам Малюскевич
Тоже был крохотусечным!

Взял лодчонку под мышку,
Влез верхом на стрекозку,
Час лёта - и вот уже близко
Солёный морской воздух.

В гавани приземлился,
Спросил у капитанов:
- Много ли места в море?
- Хватит, есть место пану!

Тут же пан Малюскевич
Бросил в воду скорлупку.
Волны будто живые
Вмиг окружили шлюпку.

Плывёт он себе, плывёт
И только одна забота -
Очень долго не видно,
Не видно кашалота.

Одним погребёт веслом,
Двумя, тремя, четырьмя...
Две недели в походе,
Худеет день ото дня.

Просит: - Цып-цып, кашалотик!
Где же ты, рыбка? Уть-уть.
Вот бы тебя увидеть
Чуточек, чуток, чуть-чуть!

Целый месяц в походе,
А кашалота всё нет,
Выдохся Малюскевич,
Гребёт как будто во сне.

И так ему захотелось
На суше выспаться вдосталь!..
Вдруг шлюпка носом уткнулась
В необитаемый остров.

Взял лодчонку под мышку,
Вышел на остров безлюдный -
"Пойду разомнусь, пожалуй!
Так долго сидеть - трудно!

Объездил пустынный остров
На старом велосипеде,
Вернулся ужасно усталый -
Три дня без отдыха ездил.

Включил колонки, компьютер,
Спел, станцевал и скучает,
Убил комара из пушки,
Но всё равно зевает.

Нужно ставить палатку,
То здесь, то там землю тыркнет,
Стал забивать гвозди -
И вдруг остров как фыркнет!!!

Фыркнул и вдруг как взвоет!
- Кто тут озорничает?
Что за смельчак колючки
В нос киту забивает?!

- Это кит?! - (Пан Малюскевич
Сразу выбросил гвозди.) -
- Нет, глупышка, всего лишь
Кашалотовы ноздри.

Я под водой отдыхаю.
Будь счастлив, что жив остался.
- А остров? - Это не остров!
Ты на носу окопался!

Затрясся пан Малюскевич!
- Стоп, прекратить щекотку!!
- Простите, дрожу от страха,
Можно садиться в лодку? -

Взял скорлупку под мышку,
Ни разу не обернулся,
Быстро, всего за неделю
Домой в Варшаву вернулся.

И кто бы про кашалота
К нему не пристал с вопросом,
В ответ кверху нос задирает:
- Да, встретились... носом к носу.

Tuwim Julian Pan Maluśkiewicz i wieloryb

Był sobie pan Maluśkiewicz
Najmniejszy na świecie chyba.
Wszystko już poznał i widział
Z wyjątkiem wieloryba.

Pan Maluśkiewicz był - tyci,
Tyciuśki jak ziarnko kawy,
A oprócz tego podróżnik,
A oprócz tego ciekawy.

Więc nie można się dziwić,
Że ujrzeć chciał wieloryba,
Bo wieloryb jest przeogromny,
Największy w świecie chyba.

Pan Maluśkiewicz wesoły,
Że mu się podróż uśmiecha,
Zrobił sobie z początku
Łódkę z łupinki orzecha.

A żeby miękko mu było,
Dno łódki watą posłał,
Potem z jednej zapałki
Wystrugał cztery wiosła.

Zabrał worek z jedzeniem,
Namiot i wina beczkę,
Rower i różne narzędzia -
Wszystko na tę łódeczkę.

Gramofon, radio, armatę,
Strzelbę, nabojów skrzynkę,
Futro, ubrania, bieliznę -
Wszystko na tę łupinkę.

Bo wszystko było malusie,
Tyriuchne, tyciutymeczkie,
Bo przecież sam Maluśkiewicz
Był tyciuteńkim człowieczkiem.

Wziął łódeczkę pod pachę,
Wsiadł w samolot motyli
I powiedział: - Do Gdyni! -
Po godzinie - już byli.

Zameldował się w porcie
U pana kapitana:
- Czy jest miejsce na morzu?
- Wystarczy, proszę pana! -

Więc się pan Maluśkiewicz

Zaraz puścił na fale.
Płynie sobie i płynie
Coraz dalej i dalej.

Morze ciche, spokojne
I gładziutkie jak szyba,
Ale jakoś nie widać,
Nie widać wieloryba.

Wiosłuje jednym wiosłem,
Dwoma, trzema, czterema...
Już dwa tygodnie płynie,
A wieloryba nie ma.

Wola: - Cip-cip, wielorybku!
Gdzie ty jesteś, rybeńko?
Pokaż mi się choć tylko
Tyciutko, tyciuteńko... -

Już dwa miesiące płynie,
A wieloryba nie ma,
Aż się zmęczył biedaczek
I coraz częściej drzemał.

O, z jaką by się rozkoszą
Na lądzie wreszcie wyspał!
Aż któregoś dnia patrzy,
A przed nim jakaś wyspa.

Wziął łódeczkę pod pachę,
Wszedł na wyspę bezludną -
"Odpocznę - myśli - i wrócę!
Jak go nie ma, to trudno."

Pojeździł sobie po wyspie
Rowerem na wszystkie strony,
Trzy dni był w tej podróży
I wrócił bardzo zmęczony.

Nastawił sobie gramofon,
Popił, potańczył, pośpiewał,
Zabił komara z armaty
I chce spać, bo już ziewał.

Trzeba namiot ustawić,
Zabiera się do dzieła,
Wbija gwoździe do ziemi -
Nagle... wyspa... kichnęła!!!

Kichnęła i tak ryknęła:
- A to znów sprawka czyja?
Jaki to śmiałek gwoździe
W nos wieloryba wbija?!

- Wieloryb?! - (Pan Maluśkiewicz
Tak się na cały głos drze.)
- Nie wieloryb, głuptasie,
Lecz jego lewe nozdrze.

Pod wodą jestem, rozumiesz?
Ciesz się, żeś cało uszedł!
- A wyspa? - Jaka znów wyspa?
To mego nosa koniuszek! -

Zatrząsł się pan Maluśkiewicz!
- Kto mnie tu znowu łechce?
- Nie łechcę, tylko się trzęsę
I już cię widzieć nie chcę! -

Wziął łupinkę pod pachę,
Zaraz do morza się rzucił,
Szybko popłynął do Gdyni
I do Warszawy powrócił.

Teraz, gdy kto go zapyta,
Czy widział już wieloryba,
Nosa do góry zadziera
I odpowiada: - No chyba...

[Ковальчук Ан]

Мало мне нужно на свете:
тебя и ветви,
чтобы в оконной раме
качнулись, зазеленев,
чтобы я писал стихами
о том, что ... каждый нерв,
каждый миг одиночества
боль. Её пульс частый
злое таит пророчество,
шепчет: несчастный.


Мало мне нужно на свете:
но это - весь свет, может статься! -
тебя,
зелёные ветви.
и чтоб в листьях акаций
ветер шуршал, рябя,
и чтоб на сердце - покой,
и чтоб котёнок стал занавеской играть,
а мне - сидеть на крылечке день-деньской
И ничего не знать.


Всё я напутал.
Это неправда как будто...
Но отчего так больно, так больно?
Верно, я больше уже ничего не напишу,
верно, я в грозную тишь ухожу невольно.
Мало мне нужно на свете:
тебя и зелёные ветви.


Анна Ахматова,
Владислав Броневский,
Стихи (перевод с польского)

http://www.poema.art.pl/site/sub_29_...roniewski.html

[Ковальчук Ан]

Мало сказать: ненавижу...

Мало сказать: ненавижу,
Мало сказать: признаю,
Биться за правду - и выжить,
Словно солдаты в бою.

Худому - не покориться,
Хорошее - не прозевать.
С мелким враньем не мириться,
С ложью крутой воевать.

На том и остановиться...
Только и зло, и ложь
Хитро на правду рядиться
Учатся каждую ночь.

Кто-то и подлый, и хищный
Клятву повтОрит твою;
Биться с врагами - и выжить,
Словно солдаты в бою.

Пимен Панченко (перевод мой)

Оригинал:

Мала сказаць: ненавiджу...


Мала сказаць: ненавiджу,
Мала сказаць: прызнаю,
Бiцца за праўду — i выжыць,
Нiбы салдат у баю.

Дрэннаму — не пакарыцца,
Добрае — не празяваць.
З дробнай хлуснёй не мiрыцца,
З буйнай хлуснёй ваяваць.

Гэтым бы i кiравацца…
Толькi і зло, i хлусня
Хiтра маскiравацца
Вучацца спрытна штодня.

Нехта i подлы, i хiжы
Клятву паўторыць тваю:
З ворагам бiцца — i выжыць,
Нiбы салдат у баю.

[Ковальчук Ан]

ОН

Бойся его, не бойся
Он рядом, и под и над
Ежедневно приходит в гости
Твой самый старейший брат

Он любит твою подругу
И вечно жаждет еще
Он шагом утиным по кругу
Словно дрова сечет

Спокойно ему и спится,
И сладко пьется ему
Здешний начальник полиции
Его не посадит в тюрьму

Он любит гасить плевками
Огоньки пылающих душ
И маленькими зрачками
Следит сквозь садовый плющ

Он разорение вечное,
Незваный гость в твой дом
И ты, как лоза надречная
Проходишь проверку на слом.

Славамір Адамовіч (перевод мой)

ЁН

Бойся яго, ня бойся -
ён побач, i над, i пад.
Штодня ён прыходзіць у госьці,
твой самы "старэйшы брат".

Ён любіцъ тваю жанчыну
i вечна прагне яшчэ,
ён ходзіць крокам качыным,
альбо як дровы сячэ.

Спакойна яму i сьпщца,
i соладка п'ецца яму,
тутэйшы начальнік паліцыі
яго ня кіне ў турму.

Ён любіць гасіць плявочкамі
агмені самотных душ
i пільнымі шэрымі вочкамі
глядзецъ скрозь садовы плюшч.

Ён пляга твая адвечная,
штодзённы твой госъць у дом,
i ты, як лаза надрэчная,
праходзіш праверку на злом.

Добавлено через 31 минуту
Чистота

Она живет на поверхности,
на плоскостях координат,
на нижней оси, на верхней,
под сердцем у наших девчат.

Искрится она в зеленом
и в желтом на солнце блестит,
срывается каплей из кленов,
и в душах слегка щемит.

Она живет в поцелуях
кривичских жен и мужей,
в светлых детских рисунках
и там, где следы ужей.

Живет она в самом-самом,
на ресницах наших дрожит,
в квадрате светится рамы
и на стальном ноже.

Она живет на рассвете,
и днем, и когда полумрак,
и там, где наши встречи,
где слышен наш каждый шаг.

Славамір Адамовіч ( перевод мой)

ЧЫСТАЕ

Яно жыве на паверхні,
на плоскасьцях каардынат,
на ніжняй вусьне, на верхняй,
пад сэрцам у нашых дзяўчат.

Іскрыцца яно ў зялёным
i ў жоўтым на сонцы блішчыць,
зрываецца кропляй з клёнаў,
у душах зьлёгку шчыміць.

Яно жыве ў пацалунках
крывіцкіх жанчын i мужоў,
у сьветлых дзіцячых малюнках
i там, дзе сьляды вужоў.

Жыве яно ў самым-самым,
на вейках нашых дрыжыць,
сьвіціцца ў квадраце рамы
i на сталёвым нажы.

Яно жыве на сьвітаньні,
i днём, і калі паўзмрок,
i там, дзе нашы спатканьні,
i скрозь, дзе чуваць наш крок.

[Ковальчук Ан]

Слова Гимна Финляндии

Оригинал (на шведском)
Vårt land Йохан Людвиг Рунеберг

Vårt land
Йохан Людвиг Рунеберг
(первоначальный вариант на шведском языке)

1.
Vårt land, vårt land, vårt fosterland,
Ljud högt, o dyra ord!
Ej lyfts en höjd mot himlens rand,
Ej sänks en dal, ej sköljs en strand,
Mer älskad än vår bygd i nord,
Än våra fäders jord.

2.
Vårt land är fattig, skall så bli
För den, som guld begär.
En främling far oss stolt förbi:
Men detta landet älska vi,
För oss med moar, fjäll och skär
Ett guldland dock det är.

3.
Vi älska våra strömmars brus
Och våra bäckars språng.
Den mörka skogens dystra sus,
Vår stjärnenatt, vårt sommarlju.
Allt, allt, vad här som syn, som sång
Vårt hjärta rört en gång.

4.
Här striddes våra fäders strid
Med tanke, svärd och plog.
Här, här, i klar som mulen tid.
Med lycka hård, med lycka blid.
Det finska folkets hjärta slog.
Här bars vad det fördrog.

5.
Vem täljde väl de striders tal.
Som detta folk bestod.
Då kriget röt från dal till dal.
Då frosten kom med hungers kval.
Vem mätte allt dess spillda blod
Och allt dess tålamod?

6.
Och det var här det blodet flöt,
Ja, här för oss det var,
Och det var här sin fröjd det njöt,
Och det var här sin suck det göt.
Det folk som våra bördor bar
Långt före våra dar.

7.
Här är oss ljuvt, här är oss gott,
Här är oss allt beskärt;
Hur ödet kastar än vår lott.
Ett land, ett fosterland vi fått,
Vad finns på jorden mera värt
Att hållas dyrt och kärt?

8.
Och här och här är detta land.
Vårt öga ser det här,
Vi kunna sträcka ut vår hand
Och visa glatt på sjö och strand
Och säga: se det landet där.
Vårt fosterland det är.

9.
Och fördes vi att bo i glans
Bland guldmoln i det blå,
Och blev vårt liv en stjärnedans.
Där tår ej göts, där suck ej fanns.
Till detta arma land ändå
Vår längtan skulle stå.

10.
O land, du tusen sjöars land,
Där sång och trohet byggt,
Där livets hav oss gett en strand,
Vår forntids land, vår framtids land.
Var för din fattigdom ej skyggt.
Var fritt, var glatt, var tryggt.

11.
Din blomning, sluten än i knopp,
Skall mogna ur sitt tvång;
Se, ur vår kärlek skall gå opp
Ditt ljus, din glans, din fröjd, ditt hopp.
Och högre klinga skall en gång
Vår fosterländska sång.

Наш край Перевод Александра Блока

Наш край, наш край, наш край родной, —
О, звук, всех громче слов!
Чей кряж, растущий над землёй,
Чей брег, встающий над водой,
Любимей гор и берегов
Родной земли отцов?

Ступай, надменный чужевер,
Ты звону злата рад!
Наш бедный край угрюм и сер,
Но нам узоры гор и шхер —
Отрада, слаще всех отрад,
Неоценённый клад.

Нам люб потоков наших рев,
Ручьёв бегущих звон,
Однообразный шум лесов,
Свет звёзд, прозрачность вечеров,
Всё, всё, чем слух был поражён,
Чем взор был полонён.

Здесь с мыслью, с плугом и с мечом
Отцы ходили в бой,
Здесь ночь за ночью, день за днём
Народный дух пылал огнем —
В согласье с доброю судьбой,
В борьбе с судьбою злой.

Кто счёт народным битвам вёл,
Когда всё вновь и вновь
Война неслась из дола в дол,
Мороз и глад за ним пришёл, —
Кто мерил пролитую кровь,
Терпенье и любовь?

Да, здесь, вот здесь та кровь текла,
За нас текла тогда,
Душа народа здесь цвела
И тяжким вздохом изошла
В давно прошедшие года
Под бременем труда.

Здесь — наше всё, здесь — светлый рай,
Отрада наших дней!
Как рок жестокий ни пытай —
Он всё при нас, родимый край.
Что ж нам любить ещё полней,
Святей и горячей?

И здесь, и там блуждает взор,
Я руку протяну —
Взгляни на радостный простор,
Вон берега, вон рябь озёр,
Взгляни на всё, как я взгляну
На милую страну.

И пусть на нас прольётся свет
Из тверди золотой,
Пусть станет жизнь игрой планет,
Где слёз не льют, где вздохов нет,
А всё — убогий край родной
Мы помянём с тоской.

О, край, многоозёрный край,
Где песням нет числа,
От бурь оплот, надежды рай,
Наш старый край, наш вечный край,
И нищета твоя светла,
Смелей, не хмурь чела!

Он расцветёт, твой бедный цвет,
Стряхнув позор оков,
И нашей верности обет
Тебе дарует блеск и свет,
И наша песнь домчит свой зов
До будущих веков.

[Ковальчук Ан]

Иван Петрович Котляревский




Энеида



"Енеїда"
Перевод с украинского И. Бражнина

[Ковальчук Ан]

Леопольд Стафф. Осенний дождь

Звенит дождь осенний, звенит монотонно...
Стеклянные всхлипы... стеклянные стоны...
И тянется плач - и унять его нечем,
А стекла слезятся... и плач бесконечен...
И сумрак сочится свинцово и сонно...
Звенит дождь осенний, звенит монотонно...


Вечерних видений русалочьи тени
Просвета искали в пустыне осенней,
И в серую мглу, в нелюдимые дали,
Пошли под лохмотьями черной печали -
Ненастного мира нездешние гостьи -
Искать себе места на тихом погосте.
А лица в дожде все грустней и туманней...
В печаль и кочевье, в сиротство скитаний
Понурою цепью уходят без звука -
Лишь катятся слезы... Так плачет разлука...


То льет дождь осенний, звенит монотонно...
Стеклянные всхлипы... стеклянные стоны...
И тянется плач - и унять его нечем,
А стекла слезятся... и плач бесконечен...
И сумрак сочится свинцово и сонно...
Звенит дождь осенний, звенит монотонно...


Кого-то утратил я в ночь эту злую...
Кого?.. Кто-то умер, по ком я тоскую.
Но кто?.. Вспоминаю я снова и снова...
Кого схоронил я?.. Кого-то родного...
Да... Шло ко мне счастье, но сгинуло в поле.
Любил меня кто-то - не вытерпел боли,
Понявши, что искру в меня не заронит...
Угас сирота - и чужие хоронят...
А где-то пожаром спалило лачуги...
И дети сгорели... Как плачут в округе...


То льет дождь осенний, звенит монотонно...
Стеклянные всхлипы... стеклянные стоны...
И тянется плач - и унять его нечем,
А стекла слезятся... и плач бесконечен...
И сумрак сочится свинцово и сонно...
Звенит дождь осенний, звенит монотонно...


Шел демон угрюмый к нездешним пределам
И сделал мой сад пустырем погорелым -
Обуглив деревья, побрел по тропинке
И пеплом засыпал живые барвинки
И, бросив на гряды по каменной груде,
Смертельной тревогой засеял безлюдье...
И, сам растревоженный, в гущу бурьяна
Ничком повалился, звеня оловянно,
И замер на камне, чтоб выплакать, мучась,
Запекшихся слез покаянную жгучесть...

То льет дождь осенний, звенит монотонно...
Стеклянные всхлипы... стеклянные стоны...
И тянется плач - и унять его нечем,
А стекла слезятся... и плач бесконечен...
И сумрак сочится свинцово и сонно...
Звенит дождь осенний, звенит монотонно...


Перевод А. Гелескула

Leopold Staff. Deszcz jesienny

O szyby deszcz dzwoni, deszcz dzwoni jesienny

I pluszcze jednaki, miarowy, niezmienny,

Dżdżu krople padają i tłuką w me okno...

Jęk szklany... płacz szklany... a szyby w mgle mokną

I światła szarego blask sączy się senny...

O szyby deszcz dzwoni, deszcz dzwoni jesienny...



Wieczornych snów mary powiewne, dziewicze

Na próżno czekały na słońca oblicze...

W dal poszły przez chmurną pustynię piaszczystą,

W dal ciemną, bezkresną, w dal szarą i mglistą...

Odziane w łachmany szat czarnej żałoby

Szukają ustronia na ciche swe groby,

A smutek cień kładzie na licu ich miodem...

Powolnym i długim wśród dżdżu korowodem

W dal idą na smutek i życie tułacze,

A z oczu im lecą łzy... Rozpacz tak płacze...



To w szyby deszcz dzwoni, deszcz dzwoni jesienny

I pluszcze jednaki, miarowy, niezmienny,

Dżdżu krople padają i tłuką w me okno...

Jęk szklany... płacz szklany... a szyby w mgle mokną

I światła szarego blask sączy się senny...

O szyby deszcz dzwoni, deszcz dzwoni jesienny...



Ktoś dziś mnie opuścił w ten chmurny dzień słotny...

Kto? Nie wiem... Ktoś odszedł i jestem samotny...

Ktoś umarł... Kto? Próżno w pamięci swej grzebię...

Ktoś drogi... wszak byłem na jakimś pogrzebie...

Tak... Szczęście przyjść chciało, lecz mroków się zlękło.

Ktoś chciał mnie ukochać, lecz serce mu pękło,

Gdy poznał, że we mnie skrę roztlić chce próżno...

Zmarł nędzarz, nim ludzie go wsparli jałmużną...

Gdzieś pożar spopielił zagrodę wieśniaczą...

Spaliły się dzieci... Jak ludzie w krąg płaczą...



To w szyby deszcz dzwoni, deszcz dzwoni jesienny

I pluszcze jednaki, miarowy, niezmienny,

Dżdżu krople padają i tłuką w me okno...

Jęk szklany... płacz szklany... a szyby w mgle mokną

I światła szarego blask sączy się senny...

O szyby deszcz dzwoni, deszcz dzwoni jesienny...



Przez ogród mój szatan szedł smutny śmiertelnie

I zmienił go w straszną, okropną pustelnię...

Z ponurym, na piersi zwieszonym szedł czołem

I kwiaty kwitnące przysypał popiołem,

Trawniki zarzucił bryłami kamienia

I posiał szał trwogi i śmierć przerażenia...

Aż, strwożon swym dziełem, brzemieniem ołowiu

Położył się na tym kamiennym pustkowiu,

By w piersi łkające przytłumić rozpacze,

I smutków potwornych płomienne łzy płacze...



To w szyby deszcz dzwoni, deszcz dzwoni jesienny

I pluszcze jednaki, miarowy, niezmienny,

Dżdżu krople padają i tłuką w me okno...

Jęk szklany... płacz szklany... a szyby w mgle mokną

I światła szarego blask sączy się senny...

O szyby deszcz dzwoni, deszcz dzwoni jesienny...

Добавлено через 17 минут
Вот еще один перевод этого же стихотворения.
"ЛЕОПОЛЬД СТАФФ (1878—1957). ОСЕННИЙ ДОЖДЬ" в переводе Асара Эппеля

ЛЕОПОЛЬД СТАФФ

(1878—1957)


ОСЕННИЙ ДОЖДЬ

Всё плещет, всё хлещет он, проливень-ливень,
Колотится в окна, тосклив и надрывен,
И катятся капли, и стукают в стекла…
И стекла продрогли… и рама измокла,
И тусклого дня полумрак неизбывен…
И плещет, и хлещет он, проливень-ливень…

Вечерних просонок сквозные виденья
Светило прождали в напрасном раденье…
И прочь подались — в неприютные страны,
Во мглу без границ, в обложные туманы…
Одетые в рубище траурных платьев,
Погост они ищут для мертвых собратьев,
И горя печать отмечает их лица…
И мерно и тихо теней вереница
Скитаться бредет и печали не прячет,
И слезы текут… Так отчаянье плачет…

А это всё ливень, всё проливень-ливень
Колотится в окна, тосклив и надрывен,
И катятся капли, и стукают в стекла…
И стекла продрогли… и рама измокла,
И тусклого дня полумрак неизбывен…
И плещет, и хлещет он, проливень-ливень…

Я кем-то покинут в ненастную пору…
Но кем? Не пойму… И расплакаться в пору…
Он умер… Но кто? Кто-то близкий и милый…
Ну да… ведь стоял я у чьей-то могилы…
И тьма вовлекла мое счастье в злосчастье.
И он, мой печальник, погиб в одночасье…
Надежду во мне воскрешая напрасно,
Он умер, а люди взирали бесстрастно…
И где-то в деревне сгорела лачуга…
Детей не спасли… И рыдает округа…

А это всё ливень, всё проливень-ливень
Колотится в окна, тосклив и надрывен,
И катятся капли, и стукают в стекла…
И стекла продрогли… и рама измокла,
И тусклого дня полумрак неизбывен…
И плещет, и хлещет он, проливень-ливень…

Мой сад стал пустыней и стылой и смутной,
Мой сад погубил сатана бесприютный…
Понуро прошелся он, будто сквозь пекло,
Цветы расцветавшие вытравил пеплом,
Потом завалил валунами тропинки,
И, всё истребив до последней травинки,
Встревожен своею же злобой упорной,
Свинцово улегся на пустоши черной,
Умерить пытаясь печаль состраданья,
Унять подступившие к горлу рыданья…

А это всё ливень, всё проливень-ливень
Колотится в окна, тосклив и надрывен,
И катятся капли, и стукают в стекла…
И стекла продрогли… и рама измокла,
И тусклого дня полумрак неизбывен…
И плещет, и хлещет он, проливень-ливень…

[Ковальчук Ан]

Любовная тревога. Леопольд Стафф (перевод Илины Ланты

Любовная тревога. Леопольд Стафф

Илина Ланта

Поет в пожухлых листьях осень,
Лес золотисто-ржавый, слякоть,
И смерть еще живые косит
Цветы; как сердцу не заплакать,
Когда то волшебство, что пряли
Дни лета, достается смерти?
Цветы – чтоб увядать в печали,
Сердца – чтобы любить всем сердцем.

А время чуть волочит ноги...
Что в этом мире неизменней?
Любовь – страданье и тревога,
Предчувствие тоски осенней.
И хоть горит соцветьем пышным,
Ей осенью не отогреться.
Цветы – чтоб умирать неслышно,
Сердца – чтобы любить всем сердцем.

Скитанья – горьких листьев участь,
И осень плачет в желтых кронах.
Зачем любовь мечтает, мучась,
За счастьем протянуть ладони,
Но вдруг одергивает руки,
Как пред захлопнувшейся дверцей?
Цветы – чтоб умирать от муки,
Сердца – чтобы любить всем сердцем.

Приходит осень смертью лета.
Неисполнимостью желаний
Живет любовь. Цветок без света,
Любовь живет лишь умираньем!
И счастье мстит себе жестоко
За хрупкость собственных соцветий.
Цветы – чтоб умирать до срока,
Сердца – чтобы любить всем сердцем.

Не задержать и на мгновенье
Мгновений счастья сердцу – тщетно!
И месяц смотрит в восхищенье,
Как осень листья сыплет щедро.
И дар, нас радуя, пугает
Еще сильнее: в сердце тлеют
Тоска и боль: ведь мы теряем
Все то, что нам всего роднее...

Trwoga miłości. Leopold Staff.

Trwoga miłości. Leopold Staff.

Kiedy jesień w zżółkłych liściach śpiewa,
Gdy złocista las skrywa ordzewa,
Kiedy kwiaty ostatnie śmierć kosi,
Któreż serce od łez się wyprosi,
Kiedy widzi, że czar, który przędły
Dni lipcowe, przygasa zmartwiały?
Kwiaty na to są, ażeby więdły,
Ale serca są, aby kochały.

Z wolna czas kroczy, noga za nogą…
Cóż na świecie jest, czego nie zmieni?
Żywa miłość jest lękiem i trwogą,
I przeczuciem niechybnej jesieni.
Chociaż płonie purpurową pychą,
Widzi siostrę w jesieni omdlałej.
Kwiaty na to są, by więdły cicho,
Ale serca są, aby kochały.

Kiedy jesień w żółtych drzewach płacze,
Kiedy wiatr miecie liście tułacze,
Czemuż miłość pragnąca w trwóg męce
Jutru szczęścia swego podać ręce,
Nagle cofa dłonie, jakby wrótnię
Zatrzaśniętą jej oczy ujrzały?
Kwiaty na to są, by więdły smutnie,
Ale serca są, aby kochały.

Jesień żyje tym, że kona lato…
Miłość spełnia się tęsknot utratą:
Kwiat się własnej gałęzi wypiera!
Miłość żyje, ach, tym, że umiera!
Szczęście mści się na sobie boleśnie,
Że niewieczne jest, jak kwiat nietrwały.
Kwiaty na to są, by więdły wcześnie,
Ale serca są, aby kochały.

Że też serce przynajmniej nie chłonie
Chwil ulotnych, w których zachwyt płonie,
Lecz cud widząc złotego miesiąca,
Liść ostatni przeczuciem z drzew strąca.
Ach, bo zdobycz mniej cieszy, niż rani
Pewność straty. Nikt jej nie przepłaci
Nazbyt łzami, co giną w otchłani.
Bo najmilsze jest to, co się traci…

[Ковальчук Ан]

*** Юлиан Тувим (пер. Илины Ланты

*** Юлиан Тувим

Илина Ланта

Я люблю тебя: всею далью, далью...
Не приходи ко мне: поздно, поздно...
(Дни все печалью звенят, печалью...)
Стань моей Ночью – Звездной, Звездной...

Стань только тенью, тенью, тенью,
Тем, чего нету, нету, нету...
Воспоминанием, сном, свеченьем,
Будь безответною, безответной...

Звезды зажглись. Это просто, просто,
Чтобы я брал их, брал их, брал их...
...Стань моей Ночью – Звездной, Звездной,
Я люблю тебя: всею далью, далью...

*** Julian Tuwim

Julian Tuwim

Kocham Cię dalą – dalą – dalą –
Nie przychodź do mnie. Po co? Po co?
(Dni się tęsknotom żalą, żalą…)
…Stań się uśpioną Nocą, Nocą…

Stań się jedynie cieniem, cieniem,
Tym, czego nie ma, nie ma, nie ma…
Stań się wspomnieniem, lśnieniem, śnieniem,
Bądź na mą rozpacz niema, niema…

Po toż się gwiazdy złocą, złocą,
Bym brał je gdy się palą, palą…
… Stań się uśpioną Nocą, Nocą,
Kocham Cię dalą – dalą – dalą…

[Ковальчук Ан]

Леопольд Стафф Открыватель золотых миров (перевод: Н.Астафьева)

Открыватель золотых миров
перевод: Н.Астафьева

Памяти Поля Верлена

Сердцем добрый, как рожь, как цветы, как трава,
Жил на свете поэт, как бездомная птица...
Он любил океан, и ему стали сниться
Золотые миры, в синеве острова.

Сердцем чист, как дитя, был он болен вином,
Провинился во многом... Но после с лихвою
Заплатил он больницей за всё и тюрьмою,
Где он вместе с Иудой сидел и Христом.

Так старел он, тоскуя... Корабль на причале.
Стал он пылью тогда золотой покрывать
Стол, и лампы бумажный колпак, и кровать,
В золотые слова превращая печали.

И нашел он свой мир, и с восторгом во взоре
В корабле своей комнаты шел он на дно...
Но его на волнах колыхало, как море,
К золотым берегам прибивало вино.

сб. "Птицам небесным" (1905)

Leopold Staff ODKRYWCA ZŁOTYCH ŚWIATÓW

ODKRYWCA ZŁOTYCH ŚWIATÓW

Pamięci Pawła Verlaine'a



Z duszą dobrą jak zboże, dziecinną jak kwiaty,
Żył poeta, bezdomny ptak nieoswojony...
Kochał miłość, ocean i odjazdów dzwony
I tęsknił w złote światy, w nieodkryte światy...

Był czysty, choć nawiedzeń złych trunków nałogiem,
Wiele przewinił... Spłacił losów nieprzyjażni
Dług - latami szpitala i więziennej kaźni,
Skąd wyszedł pojednany z złoczyńcą i z Bogiem.

Aż postarzał się... Tęskniąc jako łódź w przystani,
Począł malować w izbie swej pyłem pozłótki
Drzwi, łóżko, krzesło, w którym na pieśń zmieniał smutki,
Okno i papierową umbrę lampy taniej...

I znalazł świat swój złoty - dziecinny odkrywca. -
W okręcie izby swojej płynął snów głębiną...
Falą marzeń wśród złotych wysp niosło szczęśliwca
Kołyszące jak morze, dobroczynne wino...

Добавлено через 29 минут
Леопольд Стафф Детство (перевод О. Румера)

Детство

Все было чар полно: чердак и циферблат
Испорченных часов, и пруд, заросший тиной,
И скрипка без смычка под слоем паутины,
И книга, где цветы засушенные спят.

Бывало, ржавый ключ найдя, покрытый глиной,
Гадаешь: то ль хранит он драгоценный клад,
То ль двери отомкнет блистательных палат
И в них войду я, принц с Ван-Дейковой картины.

Волшебным фонарем на стену вызывал
Виденья дивные. И марки собирал,
Из всевозможных стран, с неодолимой страстью,

И мир весь объезжал, несясь за ними вслед…
Ах, эти странствия туманных детских лет
Пленительны, как сон, и призрачны... как счастье!

перевод О. Румера

Leopold Staff Dzieciństwo

Dzieciństwo

Poezja starych studni, zepsutych zegarów,
Strychu i niemych skrzypiec pękniętych bez grajka,
Zżółkła księga, gdzie uschła niezapominajka
Drzemie - były dzieciństwu memu lasem czarów...

Zbierałem zardzewiałe, stare klucze... Bajka
Szeptała mi, że klucz jest dziwnym darem darów,
Że otworzy mi zamki skryte w tajny parów,
Gdzie wejdę - blady książę z obrazu Van Dycka.

Motyle-m potem zbierał, magicznej latarki
Cuda wywoływałem na ściennej tapecie
I gromadziłem długi czas pocztowe marki...

Bo było to jak podróż szalona po świecie,
Pełne przygód odjazdy w wszystkie świata częście...
Sen słodki, niedorzeczny, jak szczęście... jak szczęście...

Добавлено через 35 минут
Леополь Стафф Дворик (перевод А. Герескула)

Дворик

Приснился бы мне дворик - черемуховый, вешний,
Где в диком винограде беседка под черешней,
Где в доме старомодном светелка вековая
В пыль зеркала глядится, себя не узнавая,
И кресла в покрывалах под стареньким киотом
Осанисты и праздны, как люди по субботам,
А в будке пес улегся философом кудлатым
И незлобив, как дети, хотя зовут Пиратом…
Пускай бы ранним утром, дойдя из дальней дали,
Приветливые письма за дверью поджидали,
А даль в пылинках солнца, открывшаяся глазу,
Казалась той страною, где не бывал ни разу,
И был бы я в том доме, который мне неведом,
И странником бездомным, и старым домоседом.

перевод А. Гелескула

Leopold Staff Dworek

Dworek

Niech mi się przyśni dworek skryty w białych sadach,
Z drewnianym gankiem w młodych, gęstych winogradach;
W nim staroświecka izba tak spełzła i zbladła,
Że siebie nie poznaje już w głębiach zwierciadła;
Sprzęty w czystych pokrowców obleczone biele,
Bezczynne i poważne jak ludzie w niedzielę;
U progu pies patrzący z rozumnym spokojem,
Choć łagodny jak dziecko nazwany Rozbojem...
Gdy wyjdę wczesnym rankiem, niech mnie w ganku czeka
Na białym stole dobry, miły list z daleka
I dal wśród drzew, owianych słonecznym opyłem,
Niech mi się wyda krajem, gdzie nigdy nie byłem,
By mi było w tym miejscu, nie znanym nikomu,
Przedziwnie jak w obczyźnie i słodko jak w domu.